Маски
Шрифт:
— Они лучше знают. Спросите у них.
Обитатели общежития находились на работе, говорить было больше не с кем, и мы пошли в следующее здание — через дорогу.
У дверей повторилась та же сцена. Я снова узнал, что «аморальных поступков нет» и что «стенгазеты выпускаются регулярно»…
На этот раз передо мною была полноватая, круглолицая женщина в синем рабочем халате. В руках она держала связку ключей.
— Стенгазеты я вам покажу, добавила она, — Сейчас красный уголок открою.
— А все-таки — как вы живете? Что еще интересного, кроме стенных
Женщина подумала и ответила:
— Вот к беседе готовимся.
Я понял, что разговора может не получиться, если но тронуть собеседницу за живое. И неожиданно спросил:
— А скажите, довольны вы своей работой? Забот много?
— Ой, не говорите! Если хотите стать комендантом, не советую.
— А почему бы? Кажется, это не так сложно…
— Несложно? — полемически переспросила моя собеседница.
Начальника ЖКО куда-то позвали, и он, к счастью, ушел.
— Я вам расскажу, как несложно, — продолжала она. — У меня два корпуса — мужской и женский. И в каждом по сорок человек. Мужчинам надо гладить брюки. Женщинам тем более утюги необходимы. А откуда их достать? Если бы я не пробила, ничего бы не было. Или сушилку возьмите. Ведь они с работы приходят как черти мокрые. А где обсушиться? Я комнату специальную выкроила, куда они все валенки и телогрейки собирают. И оборудовала. Это потому, что у меня знакомство есть среди столяров и слесарей. Я раньше в хозуправлении работала. А так кто бы помог? Дирекция гонит план, партком — план, постройком — план, а комсомол занятый. До общежитий и руки не доходят.
— Ну, может быть, только в этом смысле, — сделал я предположение.
— Если б только в этом! А воспитание! Тут одна молодежь, родителей при ней нету, влиять, кроме меня, некому. Вот и влияешь с утра до вечера. Побыли бы на моем месте! Кого только не видишь! Есть такие, которые только за рублем гонятся. Приехали, а им не понравилось. Тариф не устраивает. Забрали постельные принадлежности — и на вокзал. Сегодня я на него арматурку заполнила, а завтра он уже — ту-ту. И подушка с ним уехала.
Моя собеседница перевела дух и продолжала уже спокойнее:
— А в общем ребята и девчата у меня хорошие. Особенно девчата. И работают хорошо, и мастерицы на все руки — что шить, что кулинарничать. Из ничего умеют готовить! Почему из ничего? Потому что снабжение сами знаете какое…
Да, вот запишите цифру: из восьмидесяти, человек шестьдесят учатся — кто в институтах, кто в техникумах, кто специальность повышает.
Для моей работы это, правда, трудность создает. Ведь они вечерами за тетрадками сидят, а мне с ними мероприятия проводить надо: от меня требуют.
Ходишь по комнатам, зовешь на беседу — никто не идет. Говорят: «Считайте, что беседа состоялась, мы вас не выдадим…» Но это же очковтирательство будет! А Лида Шевчук — это пятая комната — прямо из терпения меня вывела. «Не мешайте мне, — говорит. — Вы начерталкой когда-нибудь занимались?» А я отвечаю: «Не выражайся, пожалуйста, для студентки это тем более неприлично».
А иногда я вместе с ними радуюсь. Недавно тут у
Я заметил:
— А вы говорили, что вам трудно…
— И сейчас так скажу. Вы же всего не знаете. Что с Люськой Петровой было, вам не рассказывали? Вдруг узнаем: девчонка ходила в церковь, за десять километров! Вызываем ее на бытовой совет общежития, говорим: «Стыдно, Люся, в церковь отправилась пешком…» А она прерывает: «А я не пешком, я на самосвале. Шофер знаковый подвез…» И говорит так, будто совершенно ничего не случилось. Тут уж я не выдержала: «Зачем же тебе, Петрова, в церковь надо было? Ты понимаешь, что делаешь? Мировоззрение подрываешь!»
И она ответила, зачем. Оказывается, она платье новое сшила, с юбкой на каркасе, абажуром, и решила на народе показаться. «А в наш клуб, говорит, так пойти нельзя: грязно, и хулиганы встречаются…»
— Она комсомолка?
— Комсомолка. И я в их комитет сообщила об этом, а там и ухом не повели. Им главное тоже план. «Петрова, говорят, хорошая бетонщица, норму выполняет на сто шестьдесят процентов. А насчет церкви — это какое-то недоразумение».
Все-таки надо было им с ней побеседовать: может, она действительно верующая? Я всех девчат моих хорошо знаю, а в душу влезть не умею. Не моя специальность.
— Но такие случаи бывают у вас не так уж, видимо, часто?
— Не часто, но бывают. А вот с Валькой Козиной каждый день случаи. Это красавица наша. Что красива, то красива — ничего не скажешь. С греческим профилем и смуглая. Только работать не любит. Черт знает, извините за выражение, зачем она сюда приехала! Для приключений, что ли? Все уходят на работу, а она в общежитии сидит, книжки читает.
Я ее гонять стала. А что толку? Она наденет свой комбинезон — и в другое общежитие, чай пить. А вечером вместе со всеми возвращается домой, вроде на работе была. Ляжет на койку — и давай лясы точить. Или достанет поваренную книгу— это ей какой-то кавалер подарил — и читает вслух, с выражением, как что готовить. А девчата слушают.
— Может быть, ваши девчата потому и успевают в кулинарии? — вставил я. — Влияние Козиной?
— Уж если о влиянии говорить, то парней в виду иметь надо. Вот где влияние! Эта Валька любого очарует. Сядет — ножка на ножку. И говорить умеет грудным голосом. Юбку сшила — выше колен. Я ей говорю: «Валентина, удлините юбку, иначе мы проведем это решением бытового совета». Но чувствую, что совет в этом случае мне не поможет: сам председатель в нее влюбился — Алеша Коноплин. Такой хороший, такой тихий парень, непьющий! И вдруг на днях подрался. Табуретку сломал. Из-за ревности. Эта самая Валька большую симпатию оказывает другому — Красикову Николаю, шоферу.