Масса и власть

Канетти Элиас

Человеческая душа, полагает Шребер, содержится в нервах тела. Пока человек живет, он есть душа и тело одновременно. Но когда он умирает, в качестве души сохраняются нервы. Бог всегда только нервы и никогда тело. Он поэтому родствен человеческой душе, но в то же время неизмеримо ее превосходит, потому что число божественных нервов бесконечно и они вечны. Божественные нервы обладают способностью переходить в лучи, например, солнечные и звездные. Бог радуется миру, который создал, но в то же время непосредственно не вмешивается в его жизнь. После сотворения он отошел от мира и теперь, в основном, держится вдали. Бог не вправе приближаться к людям слишком близко, поскольку нервы живущих людей могут его каким-то особым образом притянуть так, что он не сможет освободиться и его существование окажется

под угрозой. Поэтому Бог всегда настороже, и, когда случается, что особо пылкая молитва или поэзия подманит его близко к людям, он старается, пока не поздно, быстро ретироваться.

«Регулярное общение Бога с человеческими душами происходит только после смерти. К трупам он может приближаться безо всякого риска, чтобы извлечь нервы из тел и пробудить их к новой небесной жизни». Но перед этим человеческие нервы должны быть отсепарированы и очищены. Богу нужны только чистые нервы, потому что они должны войти в него и потом «в качестве преддверия небес стать частью его самого». Для этого используется сложный процесс очищения и осветления нервов, который, однако, Шребер не сумел описать в деталях. Когда души прошли эту процедуру и вознеслись на небо, они постепенно забывают, кем были на земле, но забывают не одинаково быстро. Значительные персоны, такие, как Гете или Бисмарк, могут сохранить самосознание на столетия, но никто, даже самые великие, — навсегда. Ибо «назначение всех душ, в конечном счете, — слившись с другими душами, возноситься в высших единствах и чувствовать себя при этом только лишь частью Бога — преддвериями небес».

Слияние душ в массу здесь считается высшим из всех блаженств. Вспоминаются некоторые христианские изображения: ангелы и святые, слившиеся друг с другом так тесно, что образуют облако, иногда действительное облако, в котором, только внимательно присмотревшись, можно различить отдельные головы. Это столь распространенное представление, что о его значении вовсе не задумываются. А оно подразумевает, что блаженство заключается не только в близости к Богу, но и в тесном совместном бытии равных. Будучи названы «преддвериями небес», эти блаженные души сплачиваются еще сильнее, действительно образуя «высшие единства».

В живых людях Бог не очень разбирается. В дальнейших разделах «Памятных записок» Шребер бросает ему упрек в неспособности понять живого человека, точнее, правильно судить о его мыслительной деятельности. Он говорит об ослеплении Бога, происходящем из его непонимания человеческой природы. Он, мол, привык иметь дело с трупами и боится подходить к живым. А вечная божественная любовь должна, по сути, относиться к творению как к целому. Значит, тем абсолютно совершенным существом, каким его считает большинство религий, Бог не является. Впрочем, он все же не дал вовлечь себя в заговор против невинных людей, который, собственно, и явился причиной и ядром болезни Шребера. Ибо в «дивно устроенном» мире, каким он всегда рисовался, внезапно возник раскол. В царстве Божьем разразился тяжкий кризис, тесно связанный с личной судьбой Шребера.

Дело идет не более не менее, как об убийстве души. Шребер уже был однажды болен и находился на лечении у лейпцигского психиатра профессора Флехсига. Через год он был сочтен излечившимся и вернулся к своей работе. Шребер был очень благодарен психиатру, но еще более благодарной была его жена, которая «почитала профессора Флехсига как человека, вернувшего ей мужа, и поэтому постоянно держала портрет профессора на своем письменном столе». Шребер прожил с женой после этого восемь здоровых, счастливых, заполненных работой лет. За это время ему неоднократно попадался на глаза портрет профессора на рабочем столе жены, что, как оказалось, его очень заботило, хотя сам он этого ясно еще не осознавал. Но когда он заболел снова, и обратились, естественно, к Флехсигу, который однажды уже сумел справиться с болезнью, оказалось, что фигура психиатра в сознании Шребера выросла до опасно огромных размеров.

Возможно, Шребер, который был судьей и сам обладал определенным авторитетом, втайне затаил обиду на Флехсига, во власти которого находился целый год. Теперь, вновь оказавшись в его власти, он его просто возненавидел. У него сложилось убеждение, что Флехсиг вознамерился убить или украсть его душу. Представление о том, что можно похитить душу другого человека, старо, как мир, и широко распространено. Таким способом человек присваивает себе душевные силы обокраденного или обеспечивает себе более долгую жизнь. Из честолюбия или жажды власти Флехсиг вошел в комплот с Богом и постарался убедить его, что речь идет вовсе не о душе Шребера. Возможно даже, дело заключалось

в старом соперничестве между семьями Шреберов и Флехсигов. Один из Флехсигов внезапно мог почувствовать, что кто-то из семьи Шреберов препятствует возвышению его семьи. Тогда он вступил с представителями Божьего царства в тайный сговор о том, например, что всем Шреберам будет заказан выбор определенных профессий, которые могли бы вести к установлению более тесных отношений с Богом. Одной из таких профессий была профессия врача по нервным болезням; поскольку нервы — это как раз та самая субстанция, из которой состоит Бог и все остальные души, становится ясно, какой огромной властью обладает врач по нервным болезням. Так и оказалось, что среди психиатров не было никого из Шреберов, но психиатром был Флехсиг: путь перед заговорщиками был открыт, Шребер оказался в полной власти убийц его души.

Полезно указать здесь на роль заговора для параноика. Конспирация, тайный сговор всегда у него на уме. Можно быть уверенным: с чем бы он ни сталкивался, везде будет звучать одна и та же тема. Параноик чувствует себя обложенным со всех сторон. Его архивраг не довольствуется тем, что нападает сам. Он всегда старается возбудить против него злобную стаю, которую затем спустит в нужный момент. Те, кто входит в стаю, старательно замаскированы, но на самом деле они повсюду, притворяющиеся невинными и безвредными, как будто даже и не знают, за кем охотятся. Но пронизывающее духовное зрение параноика их разоблачает. Куда бы он ни запустил руку, отовсюду вытаскивает заговорщика. Стая всегда вокруг, даже если не лает; ее цель неизменна. Подкупленные или завербованные врагом, они остаются его преданными псами. Он может обращаться с ними, как хочет. Даже находясь далеко, он их держит на прочном поводке их испорченности. Он направляет их, куда ему угодно, стараясь расположить их так, чтобы в нужный момент они ринулись на жертву со всех сторон и с решающим перевесом в силах.

Итак, если этот заговор против Шребера существовал, как на самом деле действовали заговорщики? Каковы были их цели и что они предпринимали, чтобы их реализовать? Первой и важнейшей, хотя и не единственной целью, которую они преследовали на протяжении многих лет, было разрушение его разума. Его надо было превратить в сумасшедшего. Его нервное заболевание следовало завести так далеко, чтобы оно стало неизлечимым. Что могло сильнее ранить человека такой духовной силы? Его болезнь началась с мучительной бессонницы. Что против нее ни делалось, все напрасно. С самого начала, считает Шребер, была идея лишить его сна и тем самым вызвать распад его духа. Для этого на него было направлено бесчисленное множество лучей. Сперва они исходили от профессора Флехсига, но потом во все большей степени им начали интересоваться и направлять на него свои лучи души умерших, еще не закончившие процесс очищения, «проверенные души», как их называет Шребер. Сам Бог принял участие в этом воздействии. Все эти лучи разговаривали с ним, но так, что другими это не воспринималось. Это было как молитва, которую человек читает про себя, не произнося вслух составляющих ее слов. Но различие было в том, что в случае молитвы содержание зависит от воли молящегося, тогда как лучи, напускаемые на него извне, говорили то, что им хотелось. «Я мог бы назвать здесь сотни, если не тысячи имен тех, кто сообщались со мной в виде душ… Все они являлись мне „голосами“, причем каждая не знала о присутствии других. Какое безнадежное смятение воцарилось в моей голове, сможет понять каждый…

Вследствие моей постоянно растущей нервозности и поэтому усиливающейся силы тяготения, ко мне притягивалось все большее количество отошедших душ, рассеивавшихся затем в моей голове или в моем теле. В очень многих случаях дело заканчивалось тем, что эти души в виде так называемых „маленьких человечков“ — микроскопических фигурок человеческого облика, но величиной в несколько миллиметров, — проводили некоторое время у меня в голове, а потом исчезали вовсе… Очень часто их звали по именам звезд или созвездий, с которых они явились или под которыми жили…

Были ночи, когда души в виде маленьких человечков падали на мою голову сотнями, если не тысячами. При этом я предупреждал их, чтобы они не приближались, потому что из предыдущих случаев знал о бесконечно возросшей силе тяготения моих нервов, но души сначала не могли поверить в такую опасную силу тяготения».

«На языке душ я звался „духовидец“, то есть человек, который видит духов, общается с духами или отошедшими душами. На самом деле, с тех пор, как стоит мир, вряд ли был случай, подобный моему, когда человек вошел бы в постоянные отношения не просто с отдельными отошедшими душами, но со всей совокупностью душ и даже с всемогуществом Бога».