Масса и власть
Шрифт:
Огонь может возникать всюду и возникать внезапно. Никого не удивляет, когда то там, то здесь вспыхивают пожары; к этому привыкли. Но всегда поражает внезапность его возникновения, и каждый раз производится расследование его причин. Поскольку выяснить их удается не часто, возникает некий благочестивый страх, связанный с образом огня, который таинственно вездесущ и может возникнуть в любой миг и где угодно.
Огонь многообразен. Люди знают не только то, что он есть в разных бесчисленных местах, но даже в каждом отдельном случае огонь может быть разным — говорят о порывах и языках. В Ведах огонь именуется «единый Агни, многообразно воспламеняющийся».
Огонь разрушим: его можно победить и приручить, он может погаснуть. У него есть стихийный враг — вода, противостоящая ему в образе рек и ливней. Этот враг вездесущ и в своих многообразных проявлениях не слабее, чем огонь. Враждебность воды и огня вошла в пословицу: «как вода
Если соединить вместе все эти отдельные черты огня, возникает неожиданная картина: он везде равен себе, стремительно распространяется, способен внезапно возникнуть повсюду, заразителен и ненасытен, многообразен, может быть разрушен, у него есть враг, он умирает, он ведет себя будто живой, и именно так с ним и обращаются. Но все эти свойства суть свойства массы, трудно вообще дать более исчерпывающее перечисление ее атрибутов. Можно пройти их все по порядку. Масса повсюду равна себе: в разные эпохи, в разных культурах, у людей разного происхождения, с разным образованием, говорящих на разных языках она остается, в сущности, той же самой. Где бы она ни появилась, она бурно вбирает в себя все вокруг. Ее заразительному воздействию мало кто способен противостоять, она стремительно растет, изнутри ей не положено границ. Она может возникнуть всюду, где собираются люди, спонтанно и внезапно. Она многообразна и вместе с тем едина, ее составляет множество людей, и никогда не известно, сколько их на самом деле. Она поддается разрушению. Ее можно ограничить и приручить. Она ищет себе врага. Она исчезает так же внезапно, как возникает, и иногда столь же необъяснимо; само собой, у нее есть собственная беспокойная и бурная жизнь. Эти черты сходства огня и массы ведут к тому, что они часто сливаются. Они переходят друг в друга и друг за друга выступают. Из символов массы, сопровождающих человечество в его истории, огонь — один из самых важных и самых переменчивых. Нужно поближе присмотреться к некоторым связям огня и массы.
Среди опасных свойств массы, которые всеми подчеркиваются, раньше всего бросается в глаза ее страсть к поджогам. Корни этой страсти заключаются в лесном пожаре. Люди часто поджигали лес, который сам по себе является древнейшим массовым символом, чтобы создать места для полей и деревень. Можно с большим основанием предположить, что, именно пуская лесные пожары, люди учились обращаться с огнем. Между огнем и лесом существует изначальная, многое освещающая связь. На месте сожженного леса потом вырастает урожай, и, если нужно увеличить сбор зерна, приходится снова очищать землю от леса.
Из горящего леса спасаются бегством животные. Массовый ужас — это естественная, можно даже сказать, извечная реакция животных на большой огонь, да и человеку была свойственна эта реакция. Однако он овладел огнем, заполучил его в свои руки, и теперь уже огню следовало его бояться. Эта новая власть овладела старым страхом, в результате возник их удивительнейший союз.
Раньше масса бежала от огня, теперь огонь обрел для нее огромную притягательную силу. Известно магическое воздействие пожара на людские толпы. Людям мало очагов, каминов и печей, которые семьи и другие группы совместного проживания держат лично для себя, — им нужен огонь, видимый издалека, который можно окружить, вокруг которого можно быть всем вместе. Как бы массовый страх, вывернутый наизнанку, торопит их на место пожара, и, если он достаточно велик, они ощутят вокруг него нечто вроде согревающего света, объединявшего их когда-то. В мирные времена такое переживание достаточно редко. Масса, как только она образуется, испытывает сильнейшие позывы к разжиганию огня и использованию его притягательной силы для ее собственного возрастания.
Воплощенный пережиток этих древних связей человек носит с собой каждый день и всюду — спички. Они представляют собой упорядоченный лес из отдельных стволов, каждый с легко сгорающей верхушкой. Можно зажечь их несколько штук одновременно или все сразу и так искусственно создать лесной пожар. Человек испытывает такое побуждение,
Но притягательность огня идет гораздо глубже. Люди не только спешат к нему и стоят вокруг, есть древние обычаи, при которых они прямо уподобляют себя огню. Прекрасный пример здесь — знаменитый танец огня индейцев навахо.
«Индейцы навахо из Нью-Мексико разжигают огромный костер и танцуют вокруг него ночь напролет. От заката до восхода солнца представляется одиннадцать определенных актов. Как только исчезает солнечный круг, начинается дикий танец в свете огня. Танцующие почти обнажены, их голые тела раскрашены, волосы распущены и развеваются, в руках особые палки с пучками перьев на конце. Дикими прыжками они приближаются к высокому пламени. Делают они это неловко, как бы преодолевая сопротивление, то на корточках, то почти ползком. Действительно, пламя так горячо, что им приходится виться ужом, чтобы подобраться к нему достаточно близко. Их цель — сунуть в огонь перья на концах палок. Над ними держат круг, изображающий солнце, вокруг которого и идет дикий танец. Каждый раз, когда круг опускают и поднимают снова, танец меняется. Перед восходом солнца священный ритуал приближается к концу. Вперед выходят раскрашенные белым мужчины, поджигают от раскаленных углей куски коры и снова в неистовстве носятся вокруг костра, окутанные дымом, осыпая свои тела искрами и огнем. Они впрыгивают прямо в раскаленные угли, полагаясь лишь на белую краску, которая должна предохранять от опасных ожогов».
Они танцуют огонь, они становятся огнем. Их движения напоминают движения огня. Они поджигают то, что у них в руках, и должно казаться, будто горят они сами. Под конец они выбивают из тлеющего пепла последние искры, пока не появляется солнце, принимающее от них эстафету огня, которую они приняли при заходе солнца.
Следовательно, огонь здесь — живая масса. Так же как другие индейцы в танце становятся буйволами, эти превращаются в огонь. Для позднейших людей живой огонь, в который перевоплощаются навахо, стал просто символом массы.
Для каждого известного массового символа можно найти конкретную массу, которой он питается. Мы отнюдь не обречены здесь только на догадки. Стремление человека стать огнем, реактивировать этот древний символ сильно и в позднейших сложных культурах. Осажденные города, лишенные надежды на прорыв блокады, часто губят себя огнем. Короли с двором, изгнанные без надежды на возвращение, сжигают себя. Примеры тому обнаруживаются в древних культурах Средиземноморья, так же как у индийцев и китайцев. Средневековье с его верой в адский огонь довольствовалось отдельными еретиками, горевшими вместо всей собравшейся публики. Она посылала своих, так сказать, представителей в ад и видела, что они и в самом деле горят. Представляет огромный интерес анализ значения огня в различных религиях. Но имел бы смысл лишь достаточно детальный анализ, поэтому нам придется оставить его на потом.
Однако уже здесь нужно подробно остановиться на значении импульсивных поджогов, осуществляемых отдельными персонами, для самих этих персон, которые действуют и существуют действительно изолированно, не принадлежа к определенным политическим или религиозным кругам.
Крепелин описывает историю одинокой пожилой женщины, которая за свою жизнь совершила около 20 поджогов, первые — еще ребенком. За поджоги ее шесть раз судили, и 24 года она провела в тюрьме. У нее в голове все время была одна мысль, навязчивая идея: «Если бы то или это горело…» Какая-то невидимая сила толкала ее на поджог, она не могла ей противиться, особенно, если в кармане были спички. Она сама охотно и весьма подробно во всем признавалась, заявляя, что ей хочется смотреть на огонь. Она еще в раннем возрасте поняла, что огонь — это средство привлечь людей. Возможно, толпа, собравшаяся вокруг огня, была ее первым переживанием массы. Потом уже массу было легко заменить огнем. Когда ее обвиняли или когда она обвиняла себя сама, то испытывала наслаждение от того, что все на нее смотрят. Именно этого она желала: она хотела стать огнем, привлекающим к себе всех. Следовательно, ее поджигательство имело двоякий характер. Прежде всего, она стремилась быть частью массы, созерцающей огонь. Он во всех глазах одновременно, он соединяет все глаза одной могучей скрепой. У нее никогда не было возможности стать частью массы — ни в бедные ранние годы, когда она жила изолированно, ни, разумеется, в ее бесконечные тюремные сроки. Позже, когда пожар уже догорал, и масса грозила исчезнуть, она сохраняла ей жизнь, сама внезапно превращаясь в огонь. Это было элементарно: она признавалась в поджоге. И чем подробнее был рассказ, чем больше она говорила, тем дольше на нее смотрели, тем дольше она сама была огнем.