Мастер и Маргарита
Шрифт:
— Ничего, ничего, ничего, — шептал Коровьев, извиваясь возле мастера, — ничего, ничего… Еще стаканчик, и я с вами за компанию…
И стаканчик подмигнул, блеснул в лунном свете и помог этот стаканчик. Мастера усадили на место, и лицо больного приняло спокойное выражение.
— Ну, теперь все ясно, — сказал Воланд и постучал длинным пальцем по рукописи.
— Совершенно ясно, — подтвердил кот, забыв свое обещание стать молчаливой галлюцинацией, — теперь главная линия этого опуса ясна мне насквозь. Что ты говоришь Азазелло? — обратился он к молчащему
— Я говорю, — прогнусил тот, — что тебя хорошо было бы утопить.
— Будь милосерден, Азазелло, — ответил ему кот, — и не наводи моего повелителя на эту мысль. Поверь мне, что всякую ночь я являлся бы тебе в таком же лунном одеянии, как и бедный мастер, и кивал бы тебе и манил бы тебя за собою. Каково бы тебе было, о Азазелло?
— Ну, Маргарита, — опять вступил в разговор Воланд, — говорите же все, что вам нужно.
Глаза Маргариты вспыхнули, и она умоляюще обратилась к Воланду:
— Позвольте мне с ним пошептаться.
Воланд кивнул головой, и Маргарита, припав к уху мастера, что-то пошептала ему. Слышно было, как тот ответил ей:
— Нет, поздно. Ничего больше не хочу в жизни, кроме того чтобы видеть тебя. Но тебе опять советую, оставь меня, ты пропадешь со мной.
— Нет, не оставлю, — ответила Маргарита и обратилась к Воланду: — прошу опять вернуть нас в подвал в переулке на Арбате, и чтобы лампа загорелась, и чтобы все стало, как было.
Тут мастер рассмеялся и, обхватив давно развившуюся голову Маргариты, сказал:
— Ах, не слушайте бедную женщину, мессир! В этом подвале уже давно живет другой человек, и вообще не бывает так, чтобы все стало, как было. — Он приложил щеку к голове своей подруги, обнял Маргариту и стал бормотать: — Бедная… бедная…
— Не бывает, вы говорите? — сказал Воланд. — Это верно. Но мы попробуем. — И он позвал: — Азазелло!
Тотчас с потолка обрушился на пол растерянный и близкий к умоисступлению гражданин в одном белье, но почему-то с чемоданом в руках и в кепке. От страху этот человек трясся и приседал.
— Могарыч? — спросил Азазелло у свалившегося с неба.
— Алоизий Могарыч, — ответил тот, дрожа.
— Это вы, прочитав статью Латунского о романе этого человека, написали на него донос [жалобу], что он хранит нелегальную литературу? — спросил Азазелло.
Новоявившийся гражданин посинел и залился слезами раскаяния.
— Вы хотели переехать в его комнаты? — как можно задушевнее прогнусил Азазелло.
Шипение разъяренной кошки послышалось в комнате, и Маргарита, завывая:
— Знай ведьму, знай! — вцепилась в лицо Алоизия Могарыча ногтями.
Произошло смятение.
— Что ты делаешь? — страдальчески прокричал мастер. — Марго, не позорь себя!
— Протестую! Это не позор! — орал кот.
Маргариту оттащил Коровьев.
— Я ванну пристроил… — стуча зубами, кричал окровавленный
— Ну, вот и хорошо, что ванну пристроил, — одобрительно сказал Азазелло, — ему надо брать ванны.
— И крикнул: — Вон!
Тогда Могарыча перевернуло кверху ногами и вынесло из спальни Воланда через открытое окно.
Мастер вытаращил глаза, шепча:
— Однако это будет, пожалуй, почище того, что рассказывал Иван! — совершенно потрясенный, он оглядывался и наконец сказал коту: — А простите, это ты… это вы… — Он сбился, не зная, как обращаться к коту. — Вы — тот самый кот, что садились в трамвай?
— Я, — подтвердил польщенный кот и добавил: приятно слышать, что вы так вежливо обращаетесь с котом. Котам обычно почему-то говорят «ты», хотя ни один кот никогда ни с кем не пил брудершафта.
— Мне кажется, что вы не очень-то кот… — нерешительно ответил мастер. — Меня все равно в больнице хватятся, — робко добавил он Воланду.
— Ну, чего они будут хвататься! — успокоил Коровьев, и какие-то бумаги и книги оказались у него в руках: — История болезни вашей?
— Да…
Коровьев швырнул историю болезни в камин.
— Нет документа, нет и человека, — удовлетворенно сказал Коровьев. — А это — домовая книга вашего застройщика?
— Да-а…
— Кто прописан в ней? Алоизий Могарыч? — Коровьев дунул в страницу домовой книги. — Раз! И нет его, и, прошу заметить, не было. А если этот застройщик удивится, скажите, что ему Алоизий снился. Могарыч? Какой такой Могарыч? Никакого Могарыча не было! — Тут прошнурованная книга испарилась из рук Коровьева. — И вот она уже в столе у застройщика.
— Вы правильно сказали, — говорил мастер, пораженный чистотой работы Коровьева, — что раз нет документа, нету и человека. Вот именно меня-то и нет, — у меня нет документа.
— Я извиняюсь, — вскричал Коровьев, — это именно галлюцинация, вот он ваш документ, — и Коровьев подал мастеру документ. Потом он завел глаза и сладко прошептал Маргарите: — А вот и ваше имущество, Маргарита Николаевна, — и Коровьев вручил Маргарите тетрадь с обгоревшими краями, засохшую розу, фотографию и, с особенной бережностью, сберегательную книжку: — десять тысяч, как вы изволили внести, Маргарита Николаевна. Нам чужого не надо.
— У меня скорее лапы отсохнут, чем я прикоснусь к чужому, — напыжившись, воскликнул кот, танцуя на чемодане, чтобы умять в него все экземпляры злополучного романа.
— И ваш документик также, — продолжал Коровьев, подавая Маргарите документ, и затем, обратившись к Воланду, почтительно доложил: — Все, мессир!
— Нет, не все, — ответил Воланд, отрываясь от глобуса, — куда прикажете, моя дорогая донна, девать вашу свиту? Мне она лично не нужна.
Тут в открытую дверь вбежала нагая Наташа, всплеснула руками и закричала Маргарите: