Мастер и Маргарита
Шрифт:
– Смотри, Николай! Это в последний раз. Нам таких швейцаров в ресторане и даром не надо. Ты в церковь сторожем поступи. – Проговорив это, командир скомандовал точно, ясно, быстро: – Пантелея из буфетной. Милиционера. Протокол. Машину. В психиатрическую. – И добавил: – Свисти!
Через четверть часа чрезвычайно пораженная публика не только в ресторане, но и на самом бульваре и в окнах домов, выходящих в сад ресторана, видела, как из ворот Грибоедова Пантелей, швейцар, милиционер, официант и поэт Рюхин выносили
– Сволочь!
Шофер грузовой машины со злым лицом заводил мотор. Рядом лихач горячил лошадь, бил ее по крупу сиреневыми вожжами, кричал:
– А вот на беговой! Я возил в психическую!
Кругом гудела толпа, обсуждая невиданное происшествие; словом, был гадкий, гнусный, соблазнительный, свинский скандал, который кончился лишь тогда, когда грузовик унес на себе от ворот Грибоедова несчастного Ивана Николаевича, милиционера, Пантелея и Рюхина.
Глава 6
Шизофрения, как и было сказано
Когда в приемную знаменитой психиатрической клиники, недавно отстроенной под Москвой на берегу реки, вошел человек с острой бородкой и облаченный в белый халат, была половина второго ночи. Трое санитаров не спускали глаз с Ивана Николаевича, сидящего на диване. Тут же находился и крайне взволнованный поэт Рюхин. Полотенца, которыми был связан Иван Николаевич, лежали грудой на том же диване. Руки и ноги Ивана Николаевича были свободны.
Увидев вошедшего, Рюхин побледнел, кашлянул и робко сказал:
– Здравствуйте, доктор.
Доктор поклонился Рюхину, но, кланяясь, смотрел не на него, а на Ивана Николаевича.
Тот сидел совершенно неподвижно, со злым лицом, сдвинув брови, и даже не шевельнулся при входе врача.
– Вот, доктор, – почему-то таинственным шепотом заговорил Рюхин, пугливо оглядываясь на Ивана Николаевича, – известный поэт Иван Бездомный… вот, видите ли… мы опасаемся, не белая ли горячка…
– Сильно пил? – сквозь зубы спросил доктор.
– Нет, выпивал, но не так, чтобы уж…
– Тараканов, крыс, чертиков или шмыгающих собак не ловил?
– Нет, – вздрогнув, ответил Рюхин, – я его вчера видел и сегодня утром. Он был совершенно здоров…
– А почему в кальсонах? С постели взяли?
– Он, доктор, в ресторан пришел в таком виде…
– Ага, ага, – очень удовлетворенно сказал доктор, – а почему ссадины? Дрался с кем-нибудь?
– Он с забора упал, а потом в ресторане ударил одного… И еще кое-кого…
– Так, так, так, – сказал доктор и, повернувшись к Ивану, добавил: – Здравствуйте!
– Здорово, вредитель! – злобно и громко ответил Иван.
Рюхин сконфузился до того, что не посмел поднять глаза на
– Сколько вам лет?
– Подите вы все от меня к чертям, в самом деле! – грубо закричал Иван и отвернулся.
– Почему же вы сердитесь? Разве я сказал вам что-нибудь неприятное?
– Мне двадцать три года, – возбужденно заговорил Иван, – и я подам жалобу на вас всех. А на тебя в особенности, гнида! – отнесся он отдельно к Рюхину.
– А на что же вы хотите пожаловаться?
– На то, что меня, здорового человека, схватили и силой приволокли в сумасшедший дом! – в гневе ответил Иван.
Здесь Рюхин всмотрелся в Ивана и похолодел: решительно никакого безумия не было у того в глазах. Из мутных, как они были в Грибоедове, они превратились в прежние, ясные.
«Батюшки! – испуганно подумал Рюхин, – да он и впрямь нормален? Вот чепуха какая! Зачем же мы, в самом деле, сюда-то его притащили? Нормален, нормален, только рожа расцарапана…»
– Вы находитесь, – спокойно заговорил врач, присаживаясь на белый табурет на блестящей ноге, – не в сумасшедшем доме, а в клинике, где вас никто не станет задерживать, если в этом нет надобности.
Иван Николаевич покосился недоверчиво, но все же пробурчал:
– Слава те господи! Нашелся наконец хоть один нормальный среди идиотов, из которых первый – балбес и бездарность Сашка!
– Кто этот Сашка-бездарность? – осведомился врач.
– А вот он, Рюхин! – ответил Иван и ткнул грязным пальцем в направлении Рюхина.
Тот вспыхнул от негодования.
«Это он мне вместо спасибо! – горько подумал он, – за то, что я принял в нем участие! Вот уж, действительно, дрянь!»
– Типичный кулачок по своей психологии, – заговорил Иван Николаевич, которому, очевидно, приспичило обличать Рюхина, – и притом кулачок, тщательно маскирующийся под пролетария. Посмотрите на его постную физиономию и сличите с теми звучными стихами, которые он сочинил к первому числу! Хе-хе-хе… «Взвейтесь!» да «развейтесь!», а вы загляните к нему внутрь – что он там думает… вы ахнете! – И Иван Николаевич зловеще рассмеялся.
Рюхин тяжело дышал, был красен и думал только об одном, что он отогрел у себя на груди змею, что он принял участие в том, кто оказался на поверку злобным врагом. И главное, и поделать ничего нельзя было: не ругаться же с душевнобольным?!
– А почему вас, собственно, доставили к нам? – спросил врач, внимательно выслушав обличения Бездомного.
– Да черт их возьми, олухов! Схватили, связали какими-то тряпками и поволокли в грузовике!
– Позвольте вас спросить, вы почему в ресторан пришли в одном белье?