Мастер и Виктория
Шрифт:
Исповедник подтолкнул меня к парню, который, покачиваясь на веревках, тихо скулил. Я оказалась прямо перед его лицом. И в тот момент, когда Надежда резко ввела в его зад фаллоиммитатор, Исповедник сорвал с меня маску и спросил:
– Помнишь ее? Не отводи глаз! Смотри на нее!
И он смотрел. Широко открытыми, наполненными болью глазами. Шумно выдыхая каждый раз, когда в его зад входил искусственный член. Я видела, как по его щекам стекают слезы. И мне вдруг стало его жаль. Я провела пальцами по его щеке, стирая мокрую дорожку.
– Я тебя прощаю, - вырвалось само
Когда мы возвращались, меня трясло от пережитого. Исповедник посматривал в мою сторону тревожно. Казалось, что он жалеет о том, что привез меня к Надежде.
Он открыл дверь и пропустил меня в квартиру. Я сразу прошла в свою комнату, сняла свой наряд Домины и, завернувшись в халат, ушла в душ. Стоя под горячими струями, я все еще видела перед глазами перекошенное, жалкое лицо Владлена. К горлу подступила тошнота. Когда я вышла, Исповедник позвал меня на кухню. Я даже не удивилась, ощущая себя разбитой, уставшей и опустошенной. Он указал мне жестом на стул и поставил передо мной чашку с чаем.
– Пей. Тебе нужно согреться и прийти в себя.
Я сжала пальцами теплый фарфор, согревая их. Исповедник положил на стол плитку шоколада.
– Не помешает. У тебя стресс. А шоколад – то, что нужно.
Я машинально протянула руку. И вздрогнула всем телом, когда он накрыл мою ладонь своей.
– Я не знал. Правда. Какая ирония судьбы.
Я подняла на него изумленные глаза. Он извинялся?!
– Но так даже лучше. Ведь лучше, Виктория?
Я не была уверена, что то, как я себя чувствовала, можно было назвать «лучше». Но я снова была его сабом, следовательно, спорить с ним было непозволительной роскошью.
– Да, монсеньор, - ответила я безразлично. – Вы правы. Так лучше.
Он посмотрел на меня странно, с прищуром, словно пытался залезть мне в голову. Потом скомандовал:
– Допивай чай и отправляйся спать. Я разбужу тебя завтра рано.
Я кивнула и вдруг поняла: я не почувствовала привычного возбуждения от ожидания завтрашней сессии. Что-то во мне сломалось.
Засыпая, надеялась, что это просто стресс. И завтра все будет по-старому.
Но по-старому не было. Я выполняла приказы Исповедника машинально, как заводная кукла. Он менял игрушки и девайсы, пробовал другие воздействия. Но все было тщетно. Впервые за столько месяцев ему так и не удалось заставить меня кончить. Ни разу. За всю сессию.
Он отпустил меня домой, понимая, что ничего не добьется.
В четверг после занятий в кардиозале Алиса спросила, что со мной творится. Я сказала, что впервые в жизни хочу напиться до полусмерти. И мы напились. У нее дома. Да так, что обе в пятницу на работе представляли из себя ходячие трупы бледно-зеленого цвета. Это было мое первое похмелье.
К Исповеднику я приехала, все еще мучаясь от головной боли и ощущения сжавшегося в комок желудка.
– Ты что, пила? – изумленно и осуждающе спросил он и тут же предупредил: – Только не смей мне врать!
Моя задница слишком хорошо знала цену лжи.
– Да, монсеньор. Вчера мы напились до чертиков с подругой. Смиренно прошу о наказании.
Он поджал губы. Поиграл желваками на скулах.
– Думаю, что
Вздрагивая под ударами хлыста и считая вслух свои двенадцать, я видела опять лицо Владлена, слышала его крики. И разрыдалась. Горько, навзрыд. Всхлипывая и подвывая.
Исповедник отвязал меня от банкетки и обхватил лицо ладонями:
– Виктория? Тебе очень больно?
Я покачала головой, продолжая рыдать.
А потом произошло невероятное. Исповедник прижал мое лицо к своей груди, поглаживая по волосам и успокаивая.
– Тише, тише, - шептал он.
– Моя Виктория, моя девочка. Тише. Я с тобой. Не плачь, пожалуйста. Ты разрываешь мне сердце.
Я подняла на него глаза и замерла от нежности, которая была в его взгляде. Он снова взял мое лицо в ладони и поцеловал в губы. Впервые за все время нашего знакомства. Долго, сладко. А потом поднял на руки, отнес на кровать и занялся со мной любовью. Именно любовью. Ванильным сексом. Не связывая меня. Страстно, нежно, отчаянно. Я умирала в его руках, возрождаясь из пепла и снова сгорая. Это было невероятно. И как-то щемяще грустно. Он словно со мной прощался.
Я уснула у него на плече, совершенно обессиленная и счастливая.
А наутро он сообщил мне, что больше не сможет продолжать наши отношения. Объясняться со мной он посчитал излишним. Сказал, что я сама должна понять. И что он больше ничему не сможет меня научить.
Я молчала. Было ли мне больно? Пока я не чувствовала боли. Собрала вещи и молча пошла к выходу. Уже взялась за дверную ручку, когда он остановил меня, взял за плечи и тихо произнес, дыша в затылок:
– Ты всегда можешь на меня рассчитывать. Ты необыкновенная девушка. Удивительная. Ты должна знать себе цену. Если надумаешь остаться в Теме, пожалуйста, выбирай себе верхних тщательно. Если с первого взгляда не возникло желание подчиняться – это не твой вариант. «Ацкие аспода», любители ломать своих сабов, - не для тебя. А вообще, ты вполне можешь жить без Темы. Найди хорошего парня. Влюбись. Ты заслужила счастье, Виктория.
– Спасибо, монсеньор, – прошептала я, еле сдерживая слезы. – Я не забуду ваших уроков. Не забуду Вас.
Склонив голову к его руке на моем плече, я прижалась к ней губами. В глубине души надеялась, что он повернет меня к себе и снова поцелует, как вчера.
Но руки на плечах исчезли. Мне показалось, что он коснулся губами моих волос, вдохнув мой запах, будто хотел его запомнить. Я открыла дверь и вышла навстречу январскому морозному утру.
Так закончилась часть моей жизни под названием «Исповедник».
Глава 6. Мастер
Только после разрыва с Исповедником я поняла, что и Зимин, и Алиса были правы насчет того, что эта связь станет поворотной в моей судьбе. Он сделал меня другим человеком. Уверенным в себе, знающим себе цену. Конечно, он не решил всех моих психологических проблем: слишком глубоко пустили корни в моей душе страх, ненависть и самоуничижение. Но благодаря ему, я перестала винить себя во всем плохом, что со мной случалось.