Мастер икебаны

Суджата Масси

— Невозможно поверить, что с ней такое произошло. Я просто не могу поверить, что ее уже нет.

По его интонации нетрудно было догадаться, кто эта она.

— Вы были друзьями с Сакурой? — спросила я, понимая, что он ждет от меня именно этого вопроса.

— Да. Мы были очень близки. После смерти моей матери она, можно сказать, вошла в нашу семью.

Вот это новость! Рука у меня дрогнула, несколько капель пива пролились мимо рта.

— Ох, извините.

Я не знала, что ваша мать умерла.

— Двадцать два года назад, мне было шесть лет.

Значит, он мой ровесник, этот Такео. Интересно, почему тетя ни разу не упомянула о смерти госпожи Каямы? В это время она уже занималась икебаной и, разумеется, была знакома с семьей иемото.

— Это была автомобильная авария? — спросила я. Если в Японии вы умираете не от старости, то, скорее всего, в автомобильной аварии.

— Нет. Она упала с лестницы в саду. В нашем летнем доме. Я помню, как приехала «скорая». Все вокруг говорили: джико, что означает несчастный случай. Я все ждал, когда мама вернется, ведь со мной тоже случались всякие джико: один раз я врезался на велосипеде в бордюр, другой — поранился садовыми ножницами. Но мама не возвращалась, а потом Сакура сказала, что она не вернется никогда.

— Сакура что же, жила с вами?

— Несколько месяцев после маминой смерти. Она спала в моей детской или у Нацуми. Чтобы быть рядом, если нам станут сниться кошмары.

Последнее уточнение, похоже, было сделано не просто так. Он пытался дать мне понять, что между Сакурой и его отцом ничего не было, она просто помогала Масанобу и детям пережить трудные времена. А Масанобу помогал ей сделать карьеру в школе, что ему еще оставалось... но о своих догадках я промолчала, Такео и без этого было грустно.

— Теперь мне многое ясно, — сказала я немного погодя, принимаясь за свои якитори, нанизанные на деревянный шампур.

Такео насупился, и я почувствовала дыхание надвигающейся бури.

— Что вам ясно? Что это меняет? Ваше мнение обо мне?

— Да, — ответила я, и это было правдой. Раньше меня поражали его неуклюжие манеры и мальчишеская порывистость, но теперь я видела все с другой стороны: ребенок, выросший без матери, да еще воспитанный Сакурой, что с него возьмешь. Но кое-что оставалось загадкой, и я не удержалась: — Ума не приложу, что связывает вас с этим парнем — с Че Фуджисавой?

— С тем гринписовцем, что сидел со мной в клубе? — Такео и глазом не моргнул. — Мы иногда встречаемся.

Лучше бы моргнул, у него такие красивые ресницы цвета остывшей золы.

— Это выглядит довольно странно, разве нет? Он так страстно выступает против семьи Каяма, а вы унаследуете ее деньги, если я не ошибаюсь. Что у вас может быть общего?

— Конечно, я хочу, чтобы дела школы шли хорошо. — Такео аккуратно вылущивал соевый боб из стручка. —

Но вместе с тем меня волнуют здоровье людей и экология... что здесь странного?

Да ничего, наверное. Я и сама толком не знала, на чьей я стороне, когда группа «Народ против цветов-убийц» окружила нас с тетей возле «Волшебного леса».

— Вы пытаетесь примирить враждующие стороны? — предположила я.

— Изобрести что-нибудь вроде «Народ за цветочки без убийств»? — Такео саркастично усмехнулся. — У вас на тюбике с помадой написано cruelty free, верно? Ни одно животное не пострадало, суперэкологичная технология... Вы верите во всю эту ерунду?

— Я вижу, вы хорошо покопались в моей сумочке! — Я насторожилась.

— Не волнуйтесь, вашей косметикой я не пользовался! — засмеялся Такео. — Просто забавно наблюдать, как легко вас, продвинутую молодежь, ловят на такие штуки. Защитим красные глазки маленьких кроликов от вредных химикатов! Защитим нежное мяско бедных коровок от голодных гурманов!

Здесь мы оба замолчали, пережидая появление официантки с еще одной бутылкой пива.

Когда это я успела так много выпить?

Как только девушка отошла, Такео продолжил:

— Помните, я говорил вам о растении под названием никотиана?

— Ага, табачная травка из семейства пасленовых. — Я пригубила пиво, подлитое в мой стакан не менее элегантно, чем час тому назад.

— Я ее сам растил, в своем саду за городом. Она цветет и пахнет там без всяких пестицидов. Даже поливать особо не приходится. Фантастическое растение. У меня в саду полным-полно всякой непритязательной травки и полевых цветов, кто-то, вероятно, счел бы их сорняками и вырвал с корнем... Я их называю скромниками, они, между прочим, прекрасно выглядят в букетах.

— Как там ваш школьный слоган звучит? Что-то вроде истины в естественном? — Еще бы мне не помнить, это было написано на первой странице моего учебника по икебане, правда, по-японски.

— Точно. Мне всегда казалось, что полевые цветы подходят к нашему девизу больше, чем оранжерейные, но отец со мной не согласен. Он говорит, что это возмутит наших поставщиков, оттолкнет флористов и студентов школы Каяма. Однажды мы серьезно поссорились из-за этого, и с тех пор я ему ничего не говорю. Даже про свою плантацию скромников.

— Да ну? А мне почему сказали? — Я поглядела на Такео с недоверием, но на его тонком лице ничего не отразилось.

— Обмен информацией. Я рассказываю вам свои секреты в надежде, что вы выдадите мне свои.

— Вы хотите услышать, как все выглядело там, на месте преступления? Не думаю, что имею право вам рассказывать. Это может... как бы это выразиться... скомпрометировать следствие. А вы, раз уж вас так заботит смерть Сакуры, должны стремиться к безупречному расследованию.

Это я здорово сформулировала. Но на Такео ничто не могло произвести впечатления.