Шрифт:
Кен Лю
Мастер Иллюзий
Я взвешиваю в руке небольшой кожаный кошелёк – он лёгкий, намного легче, чем я надеялся.
– Это последние золотые монеты, что остались в Четырёх Ивах, - говорит староста Ансельм.
– Мы уже нанимали отряд рыцарей, трио магов, даже группу монахов. Никто не смог избавить нас от гренделя. Пожалуйста, вы - наша последняя надежда.
А ещё я самый дешёвый, добавляю я про себя.
Но нищим не дано выбирать. Король Рэми, пуританин, запретил иллюзорные представления и повелел закрыть театры
Это достаточно сложно - убивать монстров. Вдвойне, если ты всего лишь Мастер Иллюзий.
– Расскажи мне всё о гренделе, - говорю я. – Иллюзионист делает свою работу лучше, когда знает, перед какой аудиторией ему предстоит выступать.
«Грендель высок - как трое мужчин, вставших друг другу на плечи».
Мы плетёмся через тёмный лес. Я вновь и вновь перебираю в уме слова Ансельма, готовясь к выполнению стоящей перед нами задачи.
– Мастер, как мы сможем победить монстра иллюзиями?
– спрашивает Элиза, страх и сомнение заставляют дрожать её красивый голос, голос, который может имитировать и львиный рык, и соловьиную трель. – Ведь всё, чему я пока научилась – это подражать звукам.
«Это создание дьявола, родившееся в ужасе и печали. Его голова уродлива, позвоночник скрючен, зубы как ржавые кинжалы, все три его руки разной длины. Он приходит по ночам, чтобы красть наших детей, и является нам в ночных кошмарах».
– Мечи и файерболы - не единственные вещи, которые могут убивать, - говорю я ей.
– Мужчины и монстры также умирают, когда самые тёмные страхи, спрятанные в глубине их сердец, становятся явью.
Она кивает, её губы плотно сжаты. Ей тринадцать, уже не ребенок, и она может чувствовать, когда мои слова идут от сердца, а когда сказаны лишь для того, чтобы её успокоить.
Я указываю в сторону от нашего пути, там внезапно возникает дом. Окна светятся теплом, и сквозь запотевшие стёкла можно различить два силуэта, склонившихся над детской колыбелью. Мы молча стоим и смотрим, зачарованные совершенством моего творения.
Я, в конце концов, величайший в мире Мастер Иллюзий.
– Спасибо, господин, - говорит она спустя некоторое время. Взмах рукой, и дом исчезает.
– Держитесь своей мечты, которая никогда не умрёт, - говорю я ей. – А теперь давай двигаться дальше.
Много лет назад пронзительный плач младенца выдернул меня из хмельной полудрёмы тёплой таверны. Следуя зову этого голоса, я нашёл Элизу, брошенную завернутой в одеяло на ступенях церкви. Я знал, что она была особенной, обладала даром.
Я рад, что мне всё ещё удаётся произвести на неё впечатление, даже если в её глазах я больше не всесилен. Когда-нибудь, возможно, она превзойдёт меня в мастерстве, но пока она всего лишь моя ученица.
Да простит мне Бог моё тщеславие. Это всё, что у меня осталось.
Лес редеет, заканчивается. Мы
– Иди сюда!
– Кричу я в туманный воздух, наполненный вонью гниющей растительности.
– Будем сражаться!
Ответный рёв гренделя, похожий на рычание раненого медведя, полон ярости и жажды крови. Но, по мере его приближения, завывания становятся всё более членораздельными. Я уже почти могу разобрать в них слова: стенания, стоны, проклятия.
Грендель возникает из тумана в пятидесяти футах от нас. Среди судорожных сплетений морщин и мокнущих язв, покрывающих его лицо, мерцают глаза, ярко-алые, как у тигра, которого я когда-то видел в зверинце, взгляд их устремлён на меня. Я вздрагиваю.
Он выпрямляется в полный рост, набирает воздуху в грудь с торчащими из неё тремя конечностями, широко распахивает свою кровавую утробу и рычит на меня.
Я взмахиваю руками, и сотня рыцарей с копьями наперевес выходит из леса и выстраивается позади меня сплошной стеною острых шипов.
Грендель взрывает ногами болотную грязь и останавливается, его пасть беззвучно распахнута. Рыцари выглядят очень убедительно, как и всё, что я когда-либо наколдовывал на представлениях в Лионе и Туре.
Чудовище поднимает свой взгляд выше и выше, над строем копий, пока он не устремляется на ещё один мой шедевр.
Дракон ста футов длиной, сверкающий как изумруд. Он медленно описывает круги над головой гренделя, не сводя с него угрожающего взгляда. Он скользит всё ниже и ниже, так, что грендель может чувствовать тепло из его раскрытой пасти, готовой извергнуть пламя, и порывы ветра от его неспешно бьющих крыльев.
Я улыбаюсь гренделю. Ему не остаётся иного выбора, кроме как спасаться бегством.
Его глаза на мгновение тускнеют от отчаянья, но тут же вновь вспыхивают вызовом и яростью.
Он снова начинает готовиться к броску.
Иногда иллюзии бывают бессильны.
– Прости, Элиза, – шепчу я.
В её лице ни кровинки, глаза плотно закрыты.
Внезапно, ещё один вой доносится издалека, из глубины болота. Он похож на голос гренделя, но кажется старше… и от него ещё сильнее стынет в жилах кровь.
Грендель замирает неподвижно всего в десяти футах от меня. Я могу рассмотреть каждый пучок его грязной слежавшейся шерсти, чувствую тошнотворную вонь его дыхания. Он поворачивается чтобы посмотреть в ту сторону, откуда доносится вой.
Из тумана вырастает фигура: искривлённый позвоночник, безвольно болтающиеся конечности, пожилое лицо, всё покрытое шрамами, голова с толстыми волосами, свисающими подобно прядям испанского мха.
Грендель вопросительно воет далёкому силуэту.
Тот отвечает, и я почти различаю слова в его криках - сожаление, печаль, радость найти то, что казалось навсегда потерянным.
Грендель бросается к нему, и в тот же момент фигура снова растворяется в тумане. Два вопля, один древний и материнский, а другой молодой и полный надежды, звучат, отдаляясь от нас.