Мастер Исхода
Шрифт:
То было весьма занятное путешествие. Я тогда был совсем мальчишкой. Стажером, совершившим Исход вместе с одним из Пророков на нашу общую родину — Землю-Исходную.
Какое-то время я должен был послушничать в местном монастыре, а затем, так сказать, в качестве финального аккорда — совершить восхождение на Гималаи. Не сам, конечно, а в составе группы. Там, в горах, я должен был приобщиться к Высшему и перейти на следующий этап обучения.
Гималаи — интереснейшее место. Уникальное.
Высокие горы есть и на других
Однако люди в таких местах стараются не селиться. Неудобно.
Только на Земле-Исходной, в силу тесноты и агрессивности крупных держав, народ был готов сбежать хоть на горные хребты, хоть на дно океанов. Не знаю, как на дне, а в Гималаях близость Неба сказывалась. Жизнь на границе Мира, сотворенного Богом, на скудных камнях, где даже воздуха едва хватает, а ткань, отделяющая человеческую реальность от Иномирья, так тонка, что бесплотные духи проникают не только в сны, но и в обычные мысли, очень полезна для тех, кто хочет и может приобщиться к Высшему.
Нас, Одаренных, было шестеро. Парнишка-пирокинетик, две очень милые двойняшки-китаянки с Земли-Исходной — Слушающие, девушка-эмпат с Земли Голубая Жемчужина, хмурый немолодой Логик-Интуитив — тоже с Земли-Исходной, которому (как я тогда полагал) уже давно пора было заниматься настоящим делом, а не шляться по горам в компании юных адептов. Шестым был я — будущий Мастер Исхода Владимир Воронцов…
Реальность отвлекла меня от воспоминаний. Мы дошли до спуска. Естественное и довольно пологое русло почти пересохшего ручейка. Одно обидно: внизу нас уже ждали.
Каким образом эти парни прошли через джунгли быстрее, чем мы — по тропе, уму непостижимо. Впрочем, это их дом, а дома, как говорят у нас в Центральной Сибири, и стенные панели помогают.
Мои бородачи-носильщики уронили лодку и изобразили живые окаменелости.
Но я и не рассчитывал, что они будут биться на моей стороне с численно превосходящим противником.
А противник численно превосходил, это точно. Десятка три вооруженных дядек с рожами завзятых головорезов.
Но за моей спиной стоял Мишка, а где-то поблизости была Лакомка, чье появление разом пресекало конфликты.
Но сначала следовало попробовать просто договориться, поэтому я решительно шагнул вперед и универсальным жестом продемонстрировал пусть не очень чистые, зато пустые ладони.
— Я иду с миром! — сообщил я на языке моих друзей — охотников за яйцами и шагнул вперед.
И тут же у моих ног совсем не миролюбиво воткнулось в землю копье. Стоять!
За копье, конечно, спасибо, однако будет крайне трудно драться сразу с такой прорвой народу — и никого случайно не прикончить. Где же Лакомка?
Ага! Ну наконец-то!
Черная тень мелькнула в листве — и вот она уже стоит между мной и гавриками, сердито топорща усы, а хвост ее хлещет из стороны в сторону, сбивая листву с молодой поросли.
Ну вот и все. Суровые охотники за пришельцами посыпались наземь, как овцы, угодившие под выстрел парализатора…
И тут с моей кошечкой
Я опешил. Но еще больше я изумился, когда обнаружил, что Лакомка ползет не ко мне!
— Встать! — раздался за моей спиной звучный баритон (я обернулся как ужаленный, едва не сбив с ног прячущуюся за моей спиной Ванду). — Это не Маххаим. Это просто зверь.
Обладатель баритона стоял в трех шагах от меня, с ног до головы закутанный в пестрый лохматый коврик. Коврик мне понравился. Под таким ковриком можно укрыться и от непогоды, и от посторонних глаз.
Коврик понравился, его хозяин — нет. Унизить мою Лакомку да еще назвать ее «просто зверем»…
Я как-то сразу сообразил, что передо мной — тот самый нехороший человек, о котором мне пару дней назад поведала Лакомка. Тот, от которого пахнет диким огнем и исходит страх.
Ванда с легким стоном повалилась на тропу. А я даже и не подумал ее подхватить, потому что нехороший человек достал и меня. Сердце мое будто сжали в кулаке. Я не закричал лишь потому, что онемел от нахлынувшего ужаса.
Нехороший человек был активным эмпатом. Да такой недетской силы, что, даже будь я сейчас полноценным Мастером, вряд ли устоял бы. Удар был так внезапен, что, будь я в полной силе, он бы меня просто раздавил как муху. Только ослабленная Исходом сенсетивность (плюс кое-какие навыки защиты) помогала мне оставаться в сознании. Будь у меня Сила, я бы поборолся, но Силы не было. Те капли, что оставались, испарились в первое же мгновение, так что защитить себя я был способен не больше, чем распростертая на земле Ванда.
А нехороший человек всё давил и давил. Ему, в отличие от меня, похоже, очень нравился этот процесс. Я чувствовал его торжество. И, что обидно, был практически бессилен что-то изменить. В глазах темнело, давление нарастало. Выбор мой был невелик и состоял из двух вариантов: что лопнет раньше — сердце или голова.
Лопнула голова. В самом прямом смысле этого слова. С громким треском и разбрызгавшимся во все стороны серым веществом.
К счастью, это была не моя голова.
Мишка пыхтел так, будто промчался галопом километров двадцать. Он не так чувствителен, как мы с Лакомкой («туповат», как недавно охарактеризовала его моя кошечка), но и ему пришлось нелегко. И все-таки он кое-что сумел. Немного. Один раз махнуть лапой. Слабенько. Пудов на тридцать-сорок махнул. Однако — хватило.
Я мешком осел на колючую травку. «Выброс» умирающего суперэмпата хлобыстнул по моему измученному сознанию как тысячевольтный разряд.
Лакомке пришлось еще хуже.
«Туповатый» Мишка стоял, покачиваясь. Громко сопел.
Одно утешение: ментальный удар прошелся не только по моей команде. Бородатые «кулу» осыпались, как куклы. Группа силовой поддержки нехорошего человека устояла примерно на треть. Причем только потому, что эта треть вовремя уперлась копьями в землю.
Немая сцена продолжалась минуты три.