Мастер меча
Шрифт:
Канген, последний из находившихся в комнате монахов, был красив. Его лицо с тонкими чертами украшали усы и борода, подстриженные по-китайски.
– Я знаком с Йоши, – сказал он.
У Кангена был выговор образованного человека, а в тоне сообщения чувствовалась язвительность: он ревновал Теме к двум остальным собеседникам. Монах умолк и молчал до тех пор, пока Теме не поднял брови и не кивнул, приглашая продолжать.
– Да, когда-то мы вместе учились в Конфуцианской школе. Муку прав: Йоши ничем не отличается от других придворных. В школе он был известен умением выбирать духи и читать стихи. К фехтованию он был
Теме некоторое время молча перебирал четки.
– Ты не должен слишком низко ценить своего знакомого детских лет, – посоветовал он наконец. – Когда-то Йоши был обычным придворным, но не думаю, что ты смог бы узнать его сегодня. Недавно история его жизни стала известна при дворе и через моих соглядатаев дошла до меня. Пятнадцать лет назад он расстался со столичной жизнью, бежав от имперской охраны. Он много страдал и многому научился, Забудь о молодом щеголе, его больше нет. Даже если не брать в расчет духов, сегодня Чикара сражался с боевой машиной, с человеком, который пережил больше десятка покушений на свою жизнь.
– Мы не можем не брать в расчет духов, – во всю мощь своего голоса возмутился гигант Дзёдзи. – Если бы не они, он был бы уже мертв.
Теме долго и холодно смотрел на подручного.
– Но он все еще жив. Что же нам, сложить оружие и дать ему уничтожить нас? Нет! Мы должны привлечь духов на свою сторону.
– Но… не будем торопиться, – уверенно продолжал священник. – Мы примем все меры предосторожности на случай, если он действительно заручился поддержкой адских сил. Мы разработаем план, простой и надежный план, который обратит мощь этого человека против него самого.
– А где мы возьмем такой план? – спросил Канген.
– Я кое-что обдумал. Судя по характеру противника, мой замысел не может потерпеть неудачу. Но перед тем как уточнить детали, совершим очистительное омовение, помолимся Будде о помощи. Он должен дать знак… – Когда Теме произносил эти слова, над монастырем раскатился звон колоколов тысячи храмов горы Хией: они отбивали восемь утра – час дракона.
– Вы слышите, – объявил Теме. – Будда освящает наше решение своей улыбкой. Он посылает нам доброе знамение. Теперь нам не нужно бояться духов: они на нашей стороне. Мы добьемся успеха, если проявим терпение и дождемся подходящего момента.
ГЛАВА 3
В тринадцатый день третьего месяца императорские астрологи наложили запрет на путешествия. Двор не возражал, потому что день этот был мало привлекателен для прогулок. Не по сезону теплая погода привела к тому, что почти весь февральский снег растаял, оставив на улицах грязную кашицу. По небу неслись лилово-серые тучи, подгоняемые верховным ветром, а низко нависшие над городом длинные полосы тумана придавали ему мрачный и зловещий вид.
На улицах нельзя было встретить ни одного придворного. Даже главная улица Судзаки-Одзи опустела, если не считать немногих
Тайра Кийомори, Первый министр двора, находился один в открытом южном зале дворца в своем богатом поместье Рокухара. Он был низкого роста, но широк в плечах, что называется, приземист. Двенадцать лет тому назад, в пятьдесят один год, лидер рода Тайра принял монашество и обрил голову. Голый череп, толстая шея, крупный нос и полные чувственные губы придавали Первому министру вид физически сильного человека, несмотря на его возраст. Он был одет в короткий плащ из толстой желтой ткани, а под него надел зеленую нижнюю одежду, которая проглядывала через широкие рукава. Хотя Кийомори провел это утро в одиночестве, голову его украшала официальная черная шелковая повязка – кобури. На коленях Первого министра лежал веер.
Кийомори приказал убрать все ширмы, делившие зал, и сидел, скрестив ноги, в торжественной позе на помосте-возвышении. Единственными уступками комфорту были плетеная циновка и обитая шелком подставка для локтя. Кроме двух не горевших угольных жаровен и керамической вазы с лиловыми цветами ничто не нарушало чистоты линий темных лакированных досок пола, которые доходили до внешней стены. Вся огромная комната вокруг хозяина дворца была пуста. Он настоял, чтобы бамбуковые занавеси на южной стене были подняты: Кийомори подставлял себя стихиям.
– Я чувствую, что мои дни близятся к концу, и хочу жить в единении с природой, – сказал Кийомори. – Ветер согревает мои кости, а вид и шум дождя наполняют мою душу покоем.
Хейроку, почтенный старый дворецкий Первого министра, переглянулся с лекарем – знатоком начал «инь» и «янь». Оба были встревожены, но Кийомори говорил так разумно, что они не решились возражать.
Глава рода Тайра уже несколько месяцев вел себя странно. Никто не мог сказать, в какое настроение он придет в следующую минуту. Мечтательное состояние Кийомори в любой миг могло смениться необузданным бешенством, – и горе тому, кто в этот момент находился в пределах его досягаемости. Эти трудные дни нелегко дались его семье, свите и прислуге. Однако сегодня Первый министр был спокоен и занят своими мыслями; слуги из осторожности вели себя тихо. Никто не осмеливался потревожить всесильного вельможу.
Первый министр молча сидел, глядя, как дождь покрывает рябью поверхность пруда, когда вошла фрейлина его жены со свитком. Лакеи, ожидавшие вспышки сановного гнева, были несколько разочарованы, когда он невозмутимо принял письмо. Толстыми пальцами левой руки Кийомори взял свиток, а правой потрепал девушку по щечке.
– Как твое имя, дитя мое? – спросил он.
– Шимеко, – ответила фрейлина.
– Подожди, маленькая Шимеко, – произнес Первый министр, снимая ленту малинового цвета с плотной темно-красной бумаги.