Мастер мокрых дел
Шрифт:
– Вот. – Мамон протянул Кошелю портмоне. – Ты это хотел?
– Какой ты догадливый, – буркнул Вор, производя спешную ревизию портмоне. Обнаружив тощую стопку фотографий, принялся читать на обороте: – Так… Угу, угу… О! «Лиля Котлярова». Ага – она. Ну и как тебе?
С фотографии на них смотрела симпатичная девчонка лет двадцати – двадцати пяти. Задорно вздернутый носик, волосы – не прав был Леха – вовсе и не рыжеватые, а просто – цвета спелой пшеницы, красивая шея, халатик едва запахнут…
– Так я ж ее знаю! – сообщил Мамон. – Это ж наша шмара – с химкомбинатовской общаги. Бабец – оторви да брось, мужики из-за нее резались как бешеные…
– Вот и славненько, –
…Возле школы, как и следовало ожидать, была засада. Или, вернее сказать, пугало. Памятуя о скверном нраве искомых объектов, «засадники» не торопились выслеживать их и внезапно нападать. Это еще бабушка надвое сказала, чем такое нападение может закончиться: печальный опыт некоторых товарищей – наглядное тому подтверждение. Ну их к лешему! Лучше сразу отпугнуть, и не надо будет проявлять чудеса мужества и героизма. Принцип проверенный, сомнению не подлежит…
В «кармашке», возле ворот школы, стояла новая белая «десятка» с бандитскими номерами. Двери открыты, музыка наяривает, двое на заднем сиденье режутся в карты, один на водительском месте работает челюстями, употребляя нечто съедобное. Идиллия! Те, что режутся и употребляют, – явно не юннаты, судя по массивным цепям на мускулистых шеях, бритым черепам и вообще…
Метрах в пятидесяти, на противоположной стороне улицы, между двух ларьков приткнулась бежевая «шестерка» – только бок виден. А вот это – публика посерьезнее. Никто не высовывается, стоит себе машина и стоит – вроде бы никаких отклонений… Но только не для человека, живущего в школе. Эти продуктовые ларьки принадлежат армянину Ашоту – хорошему дядьке, – он частенько снабжает Рудина товарами под запись, когда с деньгами туговато. Ашот даже под угрозой физической расправы никогда не даст ставить машину между ларьками – здесь паркуется его серая «ГАЗ-2410», когда он навещает Надьку, грудастую продавщицу с шалыми глазами. Хозяин ларьков еще вполне в тонусе, несмотря на солидный возраст, приехать может когда пожелает – расписание составить как-то недосуг. В настоящий момент, например, он опять гостит у Надьки. Нет-нет, ларек не трясется, и оргастические вопли на армянском не слышны – Ашот культурный мужчина. А как же определили наличие присутствия? А вот: «ГАЗ-2410» торчит неподалеку – серого цвета. Только сейчас армянская «Волга» стоит на непривычном месте – за ларьками. О-о! На бандитов Ашот клал с прибором: у него «крыша» – Кошель. Вывод: в тачке между ларьками сидят люди Вора. И не надо обладать гениальностью Шерлока, чтобы понять, чем они тут занимаются…
– Совместное патрулирование, – резюмировал Рудин, насладившись в бинокль лицезрением милой сердцу пасторали с расстояния в двести метров: ближе подъезжать было небезопасно. – Однако надо с Татьяной пообщаться… Какие предложения?
Соратники выдали несколько более-менее употребимых версий. В числе прочих, в частности, имела место и такая: сгонять до соседней автоколонны за пассажирским
– Озверели? – с некоторой тревогой поинтересовался Рудин. – Нам всего-то надо: две минуты пообщаться с техничкой и передать ей бабки на жратву! А вы чего тут нагромоздили? Думайте, блин, лучше – совсем, что ли, от рук одичали?
– Пакетник! – озарился через пару минут Соловей. – Точно – как это я сразу не додумался?
– В смысле? – не понял Рудин.
– Ниже по улице, за оградой парка, электрощит, – начал пояснять Соловей. – Видишь – от ларьков «воздушка»? Она на тот щит выведена. А там пакетник – его частенько выбивает, как напругу дадут поболее…
– Короче! – перебил Рудин, не желая вдаваться во все эти электротехнические подробности. – Ты вырубишь пакетник, Надька из ларька звонит кому-нибудь из своих, что у нее холодильник не работает…
– Зачем звонит? – возразил Соловей. – Она побежит сама, чтобы включить, заскочит в парк…
– А мы тут как тут – в кустики ее и оп-па! – ни к селу ни к городу встрял Масло, доселе мирно сопевший на заднем сиденье. – А?
– Спермотоксикоз, – беззлобно констатировал Рудин – неприличное предложение брата по оружию не вызвало в его душе бурю негодования, скорее наоборот. Он плотоядно крякнул, представив себе, как было бы славно поступить с Надькой именно таким образом, нахмурился и завершил: – И, короче, мы ее по-быстрому того… проинструктируем. А Надька спустя некоторое время возьмет ведро и пойдет в школу – воды набрать… Ясно.
– Как бы она нас наблюдателям не сдала, – подпортил ясную картину предстоящих действий Соловей. – То-то будет потеха, когда она прибежит обратно и заорет благим матом…
– Не заорет, – заявил Масло, многозначительно покосившись на Рудина. – Можешь Пса спросить – гарантированно не заорет.
– Почему? – по-детски приоткрыв рот, поинтересовался Соловей.
– Ну, ты семейный человек – тебе долго объяснять, – уклончиво пробормотал Рудин. – Знаешь – есть такое понятие: женская привязанность…
– Так ты что, и ее тоже – того? – растерянно округлил глаза Соловей. – А как же Ашот… А? А что ж Ашот?
– При чем здесь Ашот? – похабно осклабился Масло. – Ты ж знаешь – с мужиками Пес не балуется. Тем более – с хачиками.
– Точно – не балуюсь, – согласился Рудин и прекратил ненужные инсинуации. – Хватит об эротике – работать пора. Масло, остаешься в машине. Мы с Соловьем – в парк. Если что – три коротких сигнала клаксоном. Потопали, Соловей…
Соловей оказался прав: спустя пять минут после того, как он немного побаловался с электрощитом, на аллее парка показалась запыхавшаяся Надежда. При виде фигуристой девахи у Рудина сладко защемило внизу живота, рот поневоле расплылся в плотоядной улыбке.
– Хороша была Надюша – краше не было в селе,-нараспев продекламировал он, вышагивая из-за щита и хватая продавщицу за руку. – А ну – ходь сюды, у кустики!
Надежда от неожиданности ойкнула, схватилась за сердце. Узнав Рудина, чертыхнулась:
– Тю, леший, напугал! Чего ты тут?
– А я тут не один, – ласково промурлыкал Рудин, затаскивая Надежду в кусты. – Я тут двое. И оба втроем тебя хотим.
Соловей удивленно разинул рот – памятуя о недавнем разговоре, он вдруг вообразил, что сейчас станет свидетелем некоего таинства, которое, за острым дефицитом времени, будет совершено публично.