Мастер на все руки (Jack of All Trades)
Шрифт:
Предрассветная золотисто – розоватая полоса прорезала горизонт. Стало светлее, что, однако, не улучшило видимость, поскольку все пространство вокруг входа было окутано не то дымом, не то пылью.
– Капитан Воробей! – позвал Норрингтон, ощущая нешуточное волнение.
Молчание.
– Капитан, где вы?
Им вдруг овладела уверенность, что Джек остался внутри. Он представил себе, как возвращается на корабль и сообщает всем о гибели доблестного пирата. А что же дальше? Ощущение потери было столь сильным и нежданным, что Норрингтон пошатнулся на миг, словно утратив опору под ногами.
–
– яростно выкрикнул он, сжимая кулаки, - Проклятый пират, не вздумай бросить меня одного на это Богом забытом клочке суши!
Тишина. Норрингтон опустил голову, чувствуя пустоту внутри и слабость в ногах.
– Ап-чхи! – послышалось вдруг откуда-то сбоку.
Дым потихоньку рассеивался. Слегка покачивающаяся фигура Джека нарисовалась из этого марева, словно привидение. Джек был покрыт пылью, ссадинами и слегка прихрамывал, но в целом выглядел живым – здоровым.
– Ну? – он остановился перед Норрингтоном, обдав его насмешливым взором из-под густых ресниц, - Почему бы вам не сказать, как вы рады меня видеть?!
– У нас нет времени обмениваться любезностями, - командор уже вполне овладел собой, - нам предстоит…
Легкий свист прервал его речь; пуля, нежданно прилетевшая откуда-то сверху, высекла искры из каменного уступа, на котором они стояли. Вскинув головы, они углядели нескольких испанских солдат с мушкетами, приближавшихся к ним со стороны форта.
– О-о! – протянул Джек с непередаваемой интонацией, - Кажется, нам пора!
Путь, что ночью занял около получаса, они преодолели минут за десять, продемонстрировав приличную скорость. Испанцы не отставали; еще десяток преследователей появился с противоположной стороны, лишив их возможности воспользоваться прежней тропинкой, ведущей к морю и прижимая беглецов к обрыву.
– Командор! – окликнул Норрингтона Джек, что приволакивал левую ногу и слегка отстал. – Придется прыгать!
Норрингтон и сам понимал, что другого выхода нет, поэтому, приблизившись к краю обрыва, не колебался ни секунды. Ему пришлось пережить несколько жутковатых мгновений свободного полета, после которых упругие толщи воды приняли его в свои объятия. Слегка оглушенный падением, командор вынырнул на поверхность, выплюнул солоноватую горечь и, углядев неподалеку голову Джека, изо всех сил погреб к лодке, что виднелась метрах в пятидесяти. Пули свистели совсем рядом, слегка нервируя, шлепались в воду с легким плеском. Уже приближаясь к лодке, Норрингтон оглянулся и увидел, как Джек медленно уходит под воду, а по поверхности расплывается алое пятно.
– Ч-черт!
В несколько гребков он достиг того места, где только что виднелась голова капитана и нырнул, набрав в легкие побольше воздуха. Джек еще не успел опуститься на большую глубину, так что командору не составило труда ухватить его за шиворот и всплыть на поверхность. Лодка оказалась совсем рядом; матросы живо втащили в нее Джека и помогли забраться Норрингтону.
Пока гребцы усиленно работали веслами, командор сидел на дне лодки, держа в объятиях безжизненное тело Джека; он вздрагивал от пережитого напряжения и силился отдышаться. У Джека дела обстояли похуже. Свинцовая бледность на его лице, что просвечивала сквозь бронзовый загар, а также зловещая багрово-черная
Норрингтон, как человек военный, довольно часто видел смерть. И теперь ее тень столь явственно проступила в заострившихся чертах Джека, что сомнений не оставалось. Однако, уповая на чудо, командор все же коснулся его шеи, тщась уловить биение пульса. Безжизненное тело вдруг шевельнулось и, разлепив мокрые ресницы, в упор уставилось на Норрингтона, заставив того вздрогнуть.
– Любезный командор, - голос Джека был слабым и прерывистым, а самодовольная ухмылка, которую он пытался изобразить, больше напоминала гримасу боли, - вы забыли одно мудрое правило: за отстающими не возвращаются.
Норрингтону, чье сердце в данный момент свершило замысловатый пируэт, перейдя от состояния упадка в состояние подъема, понадобилось несколько секунд, дабы овладеть собой.
– Я полагаю, - произнес он довольно спокойно, - что если вам нынче посчастливится остаться в живых, то исключительно благодаря тому факту, что я не пират и не соблюдаю пиратский кодекс.
– Признайтесь, а вас ведь чертовски огорчила бы моя гибель!
– продолжал неугомонный Джек с едва уловимой ноткой кокетства.
Норрингтон стиснул зубы.
– Мистер Воробей, если вы сию секунду не заткнетесь, то клянусь, я засуну кляп вам в рот! Да, я не назвал вас капитаном!
– он не дал Джеку вставить ни слова, - Имейте в виду – стоит вам открыть рот, и я тут же разжалую вас в матросы!
Угроза подействовала. Джек машинально шевельнул губами, судорожно сглотнул и вновь безжизненно обмяк на руках у командора.
В просторной капитанской каюте «Черной Жемчужины» было на редкость тихо. Доктор О’Тул, судовой врач с «Элизабет» сидел у постели капитана. В одной руке он держал солидных размеров серебряный хронометр, в другой запястье Джека. Седые клочковатые брови почтенного эскулапа были нахмурены столь сосредоточенно, что никто из присутствующих в каюте не смел ни шевельнуться, ни заговорить. Закончив, доктор поднялся и начал неторопливо укладывать свой саквояж.
– Как он?
– кашлянув, решился на вопрос командор.
– Неважно, - не замедлил тот с ответом, - Пуля прошла навылет, и это хорошо. Однако, у него есть все шансы умереть от кровопотери, либо лихорадки.
Высокая темнокожая Анна–Мария, капитан «Гелиоса», услыхав подобный диагноз, лишь презрительно дернула щекой.
– Паршивый же из вас доктор, раз вы говорите такое! Да капитан еще всех нас переживет!
Сочтя ниже своего достоинства спорить с женщиной, доктор О’Тул лишь вздернул подбородок и гордо удалился.
Проводив его недружелюбным взором, Анна-Мария деловито произнесла:
– Дьявол, капитан очнется и непременно потребует выпивки! И где этот чертов Гиббс?! – направившись к выходу, она бросила командору через плечо, - Побудьте пока с ним!
И вот, Норрингтон остался наедине с Джеком. И словно наяву услыхал задорный и насмешливый голос Воробья: «Командор, всю свою сознательную жизнь мечтал с вами уединиться!».
– Все шутишь, да? – пробормотал командор вполголоса, - Думаешь, жизнь такая веселая штука?