Мастер поцелуев (Ночной путь)
Шрифт:
– Доктор, как он? – спросила она врача. – Как себя чувствует мистер Фолкнер?
Глаза Сокола сузились. Он пристально разглядывал незнакомку. Какое ей дело до отца?
– Мы делаем все, что можем, – терпеливо повторил врач дежурную фразу.
В карих глазах девушки промелькнуло раздражение.
– Я – медицинская сестра. И я хочу знать, каково его состояние, – твердо выговорила она.
– Его шансы очень невелики, мисс Маршалл, – отрывисто бросил доктор. – У него уже дважды останавливалось сердце. Если остановится в третий раз, то будет просто чудом, если он останется в живых.
Несмотря на заверения, что она
Сокол шагнул вперед.
– Кто эта женщина?
Вопрос был обращен к доктору, но Сокол не сводил глаз с девушки, которая проявляла такое беспокойство о Фолкнере.
Ее волосы напомнили ему измятый коричневый бархат – те же переливы света и тени, что и в живописно беспорядочных складках мягкой тяжелой ткани, придающие ей особое очарование. Каштановые завитки обрамляли лицо, каждая из черт которого, взятая отдельно, не производила особого впечатления, но общая картина… Огромные карие глаза, классические скулы, большой рот – все вместе было неотразимо. Простое платье цвета бледного золота не скрывало стройной фигуры. Тугие, выступающие груди при каждом вдохе вздымали лиф ее платья. Будь это при других обстоятельствах, Сокол испытал бы при виде такой женщины сильное чувственное желание, но сейчас его интересовала вовсе не ее красота.
– Мисс Маршалл была с мистером Фолкнером, когда у него случился сердечный приступ, – каким-то нерешительным тоном объяснил доктор Сандерсон.
Челюсти Сокола сжались во внезапном припадке гнева. Это была злость на отца за то, что так явственно скрывалось за этим объяснением, и за то унижение, которое вновь нанесено Кэтрин.
– Где это происходило? – Вопрос, заданный резким тоном, казалось, вывел девушку из состояния оцепенения.
– У меня дома, – сказала она.
Сокол сдержал ярость и перевел взгляд с девушки на доктора.
– Был здесь уже кто-нибудь из прессы? – требовательно спросил он.
– Мне известно только о паре человек, – ответил врач, поняв ход его мысли. – Больница дала только краткое сообщение о состоянии мистера Фолкнера. И больше пока никаких подробностей.
– Я хочу получить имена всех, кто может знать об обстоятельствах, при которых произошел приступ. Больница не имеет права давать информацию о состоянии мистера Фолкнера. Любое заявление для прессы будет исходить только от членов семьи. Вам понятно, доктор? – в холодном голосе Сокола звучали стальные нотки угрозы и вызова.
– Полностью. – На лице доктора отразилось едва заметное облегчение, словно с плеч у него свалилась тяжкая и нежеланная ноша. – Я прикажу сестре Барроуз в регистратуре, чтобы она выписала для вас все имена.
– Хорошо… Тем временем, есть ли у вас какая-нибудь комната, где… мисс Маршалл могла бы подождать? – Он замялся и посмотрел на темноволосую девушку прежде, чем назвал ее по имени. Но ту, по-видимому, не смущала щекотливость ситуации, или же она была слишком оглушена ночными событиями.
– Мисс Маршалл может пройти в комнату отдыха для медперсонала, – предложил он и указал Соколу коридор, ведущий туда. – Вы можете выпить кофе, там всегда есть горячий кофейник.
– Благодарю вас. – Рука Сокола крепко ухватила Ланну под локоть.
Девушка не сопротивлялась, когда он повел ее прочь от доктора в сторону комнаты
– Если миссис Фолкнер спросит… – начал врач.
Отпустив руку девушки, Сокол, успевший пройти уже несколько шагов, вернулся к доктору.
– Скажите ей, что я на время вышел. И ничего больше. Миссис Фолкнер узнает о мисс Маршалл в свое время, когда настанет более подходящий момент.
– Разумеется. Предоставляю все это вам, – согласился доктор с улыбкой облегчения.
Когда Сокол проводил темноволосую девушку мимо регистрационной стойки, доктор остановился, чтобы дать медсестре указания выписать имена, которые просил Сокол. Но прежде, чем он успел заговорить, сестра начала первой. До Сокола, свернувшего в коридор, донесся ее голос:
– Только что звонил сын мистера Фолкнера. Он скоро будет здесь.
Сокол встретил эту новость с мрачным удовлетворением. Дел здесь предстоит проделать немало и, главное, – быстро. Скорое прибытие Чэда означает, что теперь за работу возьмутся двое. А кое-какие из этих дел таковы, что для них потребуются вся сила и власть имени Фолкнера. Но Сокол не имел прав на использование этого имени. Тут уж ответственность ляжет на Чэда. Хмурая, безрадостная улыбка искривила губы Сокола, когда он подумал, что ему придется работать рука об руку со своим полубратом. Впервые в жизни.
Но прежде, чем можно будет начать действовать, Сокол должен получить ответы на кое-какие вопросы, чтобы точно знать, с чем им предстоит столкнуться. Скрывая резкость взгляда за завесой темных ресниц, он глянул искоса на шедшую рядом с ним девушку. Он чувствовал, как она дрожит не переставая. На напряженном лице – выражение страха. Чувство было подлинным, неподдельным. В этом Сокол не сомневался.
Он отыскал дверь комнаты отдыха медперсонала и шагнул вперед, чтобы распахнуть ее перед своей спутницей. На какую-то долю секунды он оказался совсем близко от девушки и ощутил исходивший от нее еле уловимый аромат сандала и мускуса. Затем он уловил в этом тонком запахе дух спиртного и распознал в нем шампанское. И в нем вновь вспыхнула злость на эту молодую привлекательную женщину, веселившуюся совсем недавно с его отцом.
В комнате отдыха никого не было. Темноволосая девушка вошла, казалось, она даже не заметила, что Сокол отпустил ее руку, чтобы закрыть дверь. Он окинул помещение взглядом и увидел кофейник, стоящий на столе, и рядом – стопку пластмассовых чашек.
– Хотите кофе? – Казалось, его вопрос застал девушку врасплох, словно она забыла, что в комнате есть еще кто-то, кроме нее.
– Нет, – машинально ответила она, затем мгновение спустя передумала: – Да, пожалуйста.
Сокол наполнил две чашки. На столе подле кофейника стояли сахарница и банка сухих сливок.
– Сливки или сахар?
– Нет, – покачала головой девушка, и Сокол решил, что она отказывается и от того, и от другого.
Он прошел через комнату и протянул девушке чашку с кофе. Та взяла ее и стала безучастно отхлебывать обжигающий черный напиток. Вид у нее был очень хрупкий и беззащитный. Сокол понял, что она едва удерживается от слез, то и дело наворачивавшихся на глаза. Душевная мука, казалось, полностью поглотила ее, хотя девушка ничем внешне этого не показывала. Сокол с холодным отчуждением восхищался ее самообладанием. Для него было очевидно, что сия особа испытывает к его отцу глубокое чувство, но это ничуть не уменьшало раздражения молодого человека.