Мастер Порталов
Шрифт:
Что не укрылось от моей тюремщицы, на лице которой сразу же зажглась торжествующая улыбка.
— Все, что мне нужно, здесь. — «Менгеле» поднял кожаный сверток. — Разве что стол…
— Я распоряжусь! — тут же вскинулась Эйрина. Выскочила за дверь, оставив нас с палачом наедине.
«Сейчас или никогда!» — понял я.
И, не успев даже осознать эту мысль, прыгнул на заплечных дел мастера.
Уже в полете я понял, что идея была идиотской. Ноги связаны, руки в кандалах — что я делаю вообще? Ну, собью я его с ног. Может, даже упаду настолько удачно, что он окажется подо мной. Дальше
Впрочем, какая уже разница. Лечу же…
Врезался я в Менгеле удачно. Плечом. В живот. От неожиданности тот сложился пополам и упал на пол. Только вот ведь незадача — не под меня, а на меня. Я раньше грохнулся. И, в отличие от палача, помогать себе руками-ногами не мог.
В общем, я приложился бестолковкой о каменный пол, сверху тяжелым, но мягким грузом свалился заплечных дел мастер. И мы стали бороться.
Со стороны, наверное, зрелище было просто эпическим. Червяк против слизня! В смысле, связанный по рукам и ногам я и пытающийся сделать глоток воздуха палач. Я ерзаю, он ворочается — ужас, короче. Но в конце концов мне удалось извернуться и перекатиться-переползти из позиции снизу наверх. После чего я стал бить палача лбом в висок.
Круги перед глазами, кровь заливает лицо, вернувший себе наконец способность дышать Менгеле истошно орет. Дурдом на выезде, а не попытка побега. А тут еще и Эйрина нарисовалась. Вместе с подмогой. Я это понял, так как меня одновременно пинали (гончая) и пытались стащить с палача (кто-то еще).
Изловчившись, я укусил волосатую мужскую руку — а вот нечего пренебрегать мерами безопасности на производстве и ходить в тюрьме без длинного рукава! Раздался истошный визг, а потом что-то тяжелое опустилось мне на затылок и погрузило в беспамятство.
Звуки вернулись первыми. Сперва я услышал, как рядом со мной кто-то разговаривает, и только потом почувствовал, как сильно болит голова, по которой меня стукнули. Третье, что ощутил, была тошнота. Похоже, дуболом, которого я укусил, приложился от души, и я заработал легкое сотрясение. И это при всех моих «укрепленных скелетах».
— Выжить-то он выживет! — сокрушался где-то невидимый Менгеле. — Но работать с ним я не смогу.
— Что значит, не сможете, мастер Лектор? — возмутилась Эйрина. — Вы же сами сказали!..
«А Менгеле у нас вовсе не Менгеле, а настоящий Лектор, — мелькнула непрошеная мысль. — Который Ганнибал. Похож!»
— Я вам объяснял, деточка, что узника нужно сломить духовно, а не физически. А ваш сержант что сделал? Пнул его по голове! И не один раз!
«А, ну тогда понятно, почему так плохо. Хорошо хоть, выжил!»
— Что же ему, было смотреть, как он вас избивает?
— Достаточно было просто стащить его с меня! И не пытаться превратить его голову в отбивную!
— Сержант, конечно, будет наказан!
— А вы, Эйрина, тоже хороши! Бросили меня один на один с эквитом! Уму непостижимо!
— Он был связан…
— И как мне это помогло? На лбу три шва! Командор Ордена чуть не погиб от рук заключенного!
Вялые, но уже собирающиеся в кучу мысли зацепились за слова «три шва». Часть сознания порадовалась, что Менгеле-Лектору крепко
Осознав это, я тут же вызвал перед глазами обратный отчет портала и чуть не заорал от радости. Три часа! Мне осталось продержаться всего три долбаных часа! И я буду свободен! И вертел я на самом длинном болту этот Мишшес, этот Орден, и этих садистов-гончих и командоров!
По всей вероятности, я как-то себя выдал. Сильные руки тут же перевернули меня на спину, другие, с тонкими и холодными пальцами, взялись за веки и раздвинули их. В глаза хлынул ослепительный свет, хотя я помнил, что в камере было довольно темно.
Ладно, спалился и спалился. Попробуем тогда сыграть на словах Лектора о том, что сейчас со мной нельзя работать.
— Кто вы такие? — прошепелявил я разбитыми до состояния вареников с вишней губами. — Где я? Что происходит?
— Вот! — обличающим тоном выдал командор. — Вот об этом я и говорил вам, Эйрина! Бедняге взболтали содержимое головы! Как мне прикажете работать с таким материалом?
«Бедняге! А кто меня собирался ломать духовно, урод?» — подумал я, радуясь тому, что моя хитрость сработала.
Пару минут Лектор еще распекал свою подчиненную — как оказалась, именно он был начальником, а гончая всего лишь полевым работником. После чего решетка лязгнула, сообщая об уходе палача. Вслед за ним удалилась и Эйрина. Перед тем застращав двух оставшихся со мной громил, чтобы те глаз с меня не спускали.
Я подавил лезущую на глаза улыбку и стал смотреть на обратный отсчет циферблата. Так прошло два часа сорок минут. Оставшееся до свободы время тянулось невыносимо мучительно, а потом я вдруг вспомнил, что в портал, когда я его открою, надо будет войти. А как это сделать, если я лежу на лавке, спеленатый, как младенец, а по бокам восседают два бугая?
— Эй! Уроды! — позвал я тюремщиков. — Зовите свою начальницу. Скажите, я согласен на договор.
Мыслил я так. Вряд ли прибор — редкий и дорогой магический артефакт, в смысле, — потащат к узнику в камеру. Скорее уж меня отведут к нему. Ключевое слово тут было — отведут. Я должен был пойти туда своими ногами, а не в качестве гусеницы на руках у вышибал-орденцев.
Пока один из тюремщиков бегал за гончей, второй, видимо, на всякий случай прижал меня к лавке своим весом. Я покряхтел, обложил его матом, но вырываться не стал — фиг с ним, если ему так спокойнее. А когда через полчаса — не торопились, дряни! — в камеру вошли сразу и Эйрина, и Лектор, повторил:
— Я согласен на клятву. Черт с вами. Не хочу подыхать.
Гончая тут же сообщила, что она не сомневалась в моем здравомыслии, палач, то есть командор Ордена, тоже похвалил и даже потрепал по плечу. Один из громил потянулся ко мне, чтобы взять на ручки, и тогда я выдал заготовленное:
— Капельку доверия своему будущему соратнику. Позвольте мне пойти самому. Это, черт возьми, унизительно!
Удивительно, но сработало! Скорее всего, мои тюремщики были убеждены, что против четверых орденцев, двое из которых могли с медведем грудь на грудь выходить, человек со скованными руками не пляшет. Что было чистой правдой, но ведь я с ними и не собирался драться.