Мастер проклятий
Шрифт:
— Да ты издеваешься, смертный! — прошипела девушка. — Ты что, думаешь мне весело таскать эту железку? Я раздраженно отмахнулся и попытался сам упереться в колесо. Безуспешно, естественно. Несмотря на лихорадочное возбуждение, захватившее мысли, тело по-прежнему едва-едва выполняло команды разума, отвечая болью на каждое движение. Тем не менее, девушка убедилась, что я более чем серьезен и все-таки потащила пулемет туда, куда я указал.
— Вы встретите их здесь, в конце подъема, — объяснял я старику и бывшим пленникам. — Укройтесь за камнями, лежите. Подпустите футов на сто пятьдесят, и тогда стреляйте. Хорошо? — я неожиданно подумал, что никто из них, в общем, не обязан следовать моим указаниям. Более того, Мануэль имеет многократно больший боевой опыт, и пленники, именами которых я даже не поинтересовался,
— Мальчишка, вроде бы дело говорит. Давайте, парни.
Наша крошечная армия доходяг и стариков разбредается в стороны, устраиваясь между валунами, обильно покрывающими плато. Люди не суетятся — времени более, чем достаточно, чтобы выбрать место, где доведется умереть. Они не верят, что их ждет иная участь — старик уже успел рассказать, сколько чистых пришло по наши души. Чистых гораздо больше, чем мы опасались. Одних только полноценных монахов около пятидесяти — мне даже любопытно, почему вся эта толпа отсутствовала в лагере ночью?
Мы с Керой катим тяжелый пулемет вверх по склону. Точнее, это она катит, а я только мешаюсь, однако ничего не могу с собой поделать. Мне трудно заставить себя отойти от колеса, и не мельтешить напрасно. Усилием воли все же оставляю девушку в покое и иду выбирать позицию. Если здесь проломиться через кусты, так, чтобы только ствол торчал, вполне можно расположиться. Я не надеюсь, что нам удастся долго оставаться незамеченными. Патроны на дымном порохе — стоит начать стрелять, и вся маскировка исчезнет, как дым. Но нам долго и не нужно — лишь бы до начала боя не заметили. Наконец, Кера устанавливает тяжелую картечницу в указанном месте. Я в спешном порядке объясняю девушке, что от нее потребуется во время стрельбы — нужно будет засыпать патроны в короб над стволами. Очень жаль, что у нас не было возможности попробовать заранее — я ведь тоже буду стрелять из такой машинки впервые. Тот факт, что я в свое время тщательно изучил довольно объемную статью в «Имперском инвалиде» опыта использования не заменит. Время за объяснениями пролетает незаметно. Мне показалось, что с момента, как мы расположились на горном карнизе, прошло не более десяти минут, прежде, чем внизу появился противник.
Чистых оказалось человек триста. Видно, как вышли из Лурда, так и двигались сначала в сторону лагеря, а теперь вот и до нас добрались — благо, дороги тут всего две. С моего карниза их было видно заранее. Сначала они шли довольно плотной толпой, однако при приближении к деревне начали растягиваться. У меня создалось впечатление, что чистые почувствовали присутствие беглецов, и теперь готовятся. Да, может, так оно и было — кто знает? Они идут быстрым шагом, перестраиваясь на ходу. Вот на передний план выходят полноценные посвященные в белых одеждах. Они вот-вот поднимутся на плато, на котором расположилась деревня. Невольно замедляют шаг. Если защитники здесь, они уже должны начать стрелять, но почему-то медлят. Мне кажется, я могу пересказать мысли карателей, настолько они очевидны. «Грязные твари струсили. Попрятались по норам и молятся своим ложным божкам, в надежде, что те их защитят, позволят избежать нашего взгляда!» Поверив, что сопротивления не будет, чистые вновь ускоряют шаг. И тут старик с парнями начинают стрелять. Пули не наносят вреда. Сияющий свет защищает своих последователей — ни один не пошатнулся и не упал. Однако продвижение остановилось. Отставшие подтягиваются поближе, те, кто впереди, готовятся нанести удар.
Пора! Я хватаюсь за ручку и начинаю крутить ее так быстро, как только могу. В моей прошлой жизни пулеметы Гатлинга получили прозвище «мясорубка». Не за свою боевую мощь, а именно за эту ручку, которая так напоминает аналогичную часть мясорубки. Вот и я кручу эту самую ручку, как когда-то в далеком детстве, когда помогал матери готовить ужин. Прицельное приспособление практически бесполезно — в первые же секунды нас накрывает едкое облако сгоревшего дыма, так что я совсем не вижу, что происходит внизу. Я и дышать-то толком не могу. А остановиться страшно. Мы привезли с собой две тысячи патронов — именно столько было на той вышке. Это примерно три минуты непрерывного огня. Можно было остановиться, подождать
Дым, наконец, немного рассеялся и стало ясно, что я не оглох. Просто никто не стреляет, потому что не в кого. Из трехсот чистых не осталось никого. Там и тел-то относительно целых было не слишком много.
— Тебе, Кера. — пожелал я на автомате.
— Они и так мои, — мотнула головой девушка. — Ведь я участвовала. Как же это сладко! Жаль только, что быстро закончилось.
Мельком глянув на собеседницу, я обнаружил, что она аж дрожит от удовольствия. Даже странно, но я совсем не почувствовал отвращения. Ни к себе, который только что уничтожил триста человек, ни к богине, которая так откровенно блаженствует от ощущения близких смертей. Было удовлетворение от хорошо сделанной работы, вот и все.
Пулемет оставлять было жалко до слез, но что с него толку без патронов? Да и тащить его дальше, туда, где мы пробирались со стариком, тоже не было смысла — даже с помощью двужильной Керы его не протащить теми тропами. Там бы самим пройти.
Кое-как, с помощью богини, мне удалось спуститься к поселку. Адреналин давно выветрился из крови, лихорадочное возбуждение сменилось апатией, боль снова сопровождала каждое движение. Старик встретил нас на середине пути и пристроился с другой стороны, помогая идти.
— Знаешь, Диего, — неожиданно сказал Мануэль. — Я слышал, тот, кто заключит договор с Керой, будет проклят. И это проклятие перекинется на всех, кто будет рядом. Но нам-то бояться нечего. Мы и так все прокляты. Вся наша несчастная империя.
— Ничего не имею против, — мрачно ухмыльнувшись, согласился я. — Проклятия — это моя тема.
— Да уж, я как раз к этому и веду. От этих машинок хотели отказаться после того, как попробовали. Говорили, что они неэффективны. Я сам общался с очень опытными легионерами, не доверять которым не было резона, и все однозначно описывали эти картечницы как баловство. Шума много, страшно, а толку никакого. Оказывается, они просто не умели ими правильно пользоваться. Конечно, куда им до мальчишки, который даже в армии не служил!
Я промолчал. Придумывать объяснения не хотелось, да и зачем? Уверен, Мануэль сам придумает что-нибудь удобоваримое — людям свойственно искать простые объяснения непонятному, так что волноваться за тайну своего нездешнего происхождения я не собирался. Честно говоря, мне было просто наплевать. Впрочем, я действительно оказался прав, что не стал суетиться. Поняв, что я не расположен делиться сведениями, старик отстал, а в дальнейшем принял мои «тактические находки» за еще одну грань моей манны.
Мы остались в той безымянной деревне до утра. Хотелось и дольше, тем более, что погони всерьез можно было не опасаться — общее мнение всех спасшихся было такое, что на поиски беглецов собрали чистых со всей ближайшей округи, так что новых ищеек можно не ждать еще несколько дней — некому нас пока искать. Однако уходить все-таки пришлось — покойные чистые продолжали отравлять существование окружающим и после смерти. Запах к утру в округе стоял такой, что глаза резало, несмотря на не слишком жаркую погоду. Хоронить это месиво ни желания, ни сил ни у кого не было, так что решили уходить сами, благо все, кроме меня, начали понемногу приходить в себя. Мне, впрочем, тоже стало немного легче, если не душевно, то физически, правда изменения к лучшему были пока настолько скромными, что сильно легче не стало. Старик и Кера по очереди помогали мне идти, а в сложных местах им это приходилось делать вместе, что не добавляло радости ни тому, ни другому. Откровенно говоря, они друг друга на дух не переносили, и собачились практически непрерывно. Поначалу я пытался гасить конфликты, потом одергивал, а потом просто перестал обращать внимание. Не пытаются друг друга убить, и ладно, а если им нравится слушать друг от друга оскорбления, так и кто я такой, чтобы мешать людям развлекаться.