Мастер тату
Шрифт:
Ну а еще само собой нужно было вычислить кладбище. Вероятно, в Белогорске не было справочной службы, которая могла бы сообщить, где именно похоронен тот или иной гражданин. А жаль. Большое упущение в работе городских служб.
Пришлось снова браться за адресную книгу и выписывать оттуда всех Бахтияровых. Люди – братья, а все Бахтияровы – родственники. Уж кто-нибудь из них да в курсе дела...
Бахтияровых в справочнике оказалось одиннадцать человек, так что обзвон не занял много времени. Он говорил в трубку не своим голосом, а так, как, по его мнению, должен был разговаривать дальний
– Але, але, – говорил он. – Квартира Бахтияровых? Бахтияровых квартира? Это я, – тут он скороговоркой произносил какое-то непонятное, но явно нерусское имя. – Я это! К Маратику на похороны приехал, опоздал только... Где похоронили-то? Похоронили-то где? Бедный, бедный Маратик...
В трех случаях ему сказали, что он ошибся номером и никакого Маратика здесь не знают. Два номера не отвечали, зато следующая попытка оказалась успешной. Он еще не закончил причитать по поводу бедного Маратика, как услышал ответные всхлипы и понял, что попал в точку. Женщина на том конце провода ревела как белуга, а он все повторял, иногда всхлипывая для поддержания разговора:
– Где похоронили-то?
Потом женщина, видимо, все же расслышала его вопрос и сквозь слезы сказала:
– Так... Так ведь нигде не похоронили!
– Э? – сказал он удивленно, а когда женщина объяснила ему, почему такое произошло с бедным Маратиком, он бросил трубку и от отчаяния вцепился в свои редкие волосы. Ему хотелось выть, бить посуду, выбросить из окна телевизор и швырнуть об стену мерзкий телефон, принесший кошмарную весть.
Но тут телефон внезапно зазвонил, и он спросил спокойным уравновешенным тоном:
– Алло.
Убить бы того гада, который придумал телефоны с автоматическим определителем номера! Это звонила та самая женщина, с которой он только что плакал на два голоса. Она предположила, что их случайно разъединили, и хотела выяснить – плохо было слышно – это дедушка Рафик звонит? Почему дедушка Рафик до сих пор не зашел? Может, Магомед сейчас подъедет за дедушкой на машине...
– Плохо слышу, – с трудом сдерживая ярость, сказал он и бросил трубку. А затем тут же снял ее и положил рядом с аппаратом. А то эта дура будет звонить всю ночь и искать своего дедушку Рафика...
Некоторое время он молча переживал свои неприятности, а потом решительно взялся за телефонную трубку и сделал один междугородный звонок.
– Это я, – сказал он, опуская все эти ненужные формальности и приветствия. – Слушай, тут у меня беда. Недоработали мы тогда, в январе. Да, да, именно... Думаешь? Только я тебя очень попрошу – подъезжай сюда сам, чтобы уж наверняка... Хорошо.
Он повесил трубку, потом вспомнил про дедушку Рафика, спохватился и снова ее снял.
В попытке избавиться от грызущего чувства неудачи он схватился за оставленную горничной свежую городскую газету и методично проработал ее всю – от кроссворда на последней странице до кричащих заголовков на первой. Он даже забрел в криминальную хронику, что было против его правил.
Сюрприз ждал его на первой странице. Это был не главный "крик", но все же
Он подумал, что сейчас умрет. Мурзик выбил его из колеи, а Молочков добил. Коробочка с нитроглицерином упала на столик, таблетки рассыпались, будто старались убежать...
Но он собрался. Он сосредоточенно подобрал каждую таблетку и каждую вернул на место. И подумал, что также поступит и с людьми. Каждого. По списку. Аккуратно. Спокойно. Без ошибок.
Чтобы окончательно успокоиться, он пошел в ванную комнату и тщательно перемыл все свои блестящие инструменты, хотя сегодня в этом и не было необходимости.
Глава 14
Под утро в отделение привезли задержанного в ночном клубе Глобуса. Тот был пьян в стельку и стонал басом:
– Где мой адвокат? Сейчас мой адвокат ва-а-ам все-е-ем...
Львов не обращал на это внимания, поскольку имел точные сведения, что еще более пьяный адвокат Глобуса остался спать в ночном клубе.
– Гражданин Глобус, – сказал Львов с деланым равнодушием. – Вы задержаны по подозрению в организации поджога винного магазина, причем неоднократного. В течение трех суток вам будет предъявлено обвинение...
– В гробу, – сказал Глобус, мутным взглядом осматривая старшего оперуполномоченного. – В гробу видал я ваше обвинение.
– Напрасно, – Львов сомневался, что Глобус способен адекватно воспринимать действительность, но не удержался от удовольствия и показал задержанному – издали – копию показаний неудачливого поджигателя. – Лучше подумайте о чистосердечном признании.
И Львов распорядился увести Глобуса.
– Ты чего в такую рань? – заглянул в кабинет Бородин, только приехавший в отделение. Вид у него был такой, какой и положено иметь человеку, толком не выспавшемуся, не похмелившемуся после вчерашнего, но поднятому в пять утра телефонным звонком, сообщившим отнюдь не приятные известия. В таком состоянии ответ на поставленный вопрос Бородина не интересовал: – В сейфе у тебя чего?
– Бумаги, – сказал Львов.
– Ну и плохо, – Бородин не глядя протянул руку, нащупал спинку стула, ухватился за нее и подтянул стул поближе к себе. И тяжело рухнул, едва не развалив хлипкую казенную мебель. – Плохо, плохо... Забирают у нас дело про Пушкинский сквер. Прокуратура себе забирает. То есть мы все равно будем по нему пахать, но уже под ихним общим руководством.
– Чего это вдруг?
– Еще два трупа в разных концах города, оба с вырезанными кусками кожи. Мужик – директор магазина, и баба... Бабу в собственной квартире порезали. Сначала порезали, потом пулю в голову.
– Сначала пулю, – поправил Львов. – Чтоб не вопила.
– Чтоб не вопила, он ее по башке чем-то шарахнул... Я только что из прокуратуры, они там от важности скоро лопнут и нас всех забрызгают. Маньяк-убийца, понимаешь ли. Они его теперь будут ловить.
– Кирилл Иванов то же самое говорил, – осторожно напомнил Львов. – Что это маньяк. И он говорил, что было еще одно убийство, раньше...