Мастера детектива. Выпуск 6
Шрифт:
Словом, президент не вовремя нагнулся.
Потом установили, что пуля чиркнула едва-едва поверх головы президента. Слышал он ее смертельный свист или не слышал — это уж и вовсе неизвестно. Виду, во всяком случае, не подал. Министр и чиновник ничего не слышали, а об охране за пятьдесят метров и говорить нечего.
Пуля впилась в размякший от жары термакадам, и страшный разрыв ее никому не повредил. Оркестр по-прежнему играл «Маржолену». Президент окончил целование ветерана, выпрямился и передвинулся к следующему награждаемому.
А Шакал, сжимая в руках винтовку, тихо и яростно выругался. Ни разу в жизни он еще не промазал за сто пятьдесят
Клод Лебель, хватая ртом воздух, вбежал на седьмой этаж: сердце его, казалось вот-вот выскочит из груди. Окнами на улицу две квартиры. Он посмотрел на одну, на другую дверь, и как раз подбежал паренек из КРС, с автоматом у бедра.
Пока Лебель раздумывал, из-за двери послышался хлопок. Он ткнул туда пальцем.
— Стреляй, — велел он и отступил. Мальчик расставил ноги и разнес замок длинной очередью. Брызнули в разные стороны щепки, осколки, расплющенные пули. Дверь перекосилась и мотнулась внутрь. Вальреми вбежал первым, Лебель — за ним.
Растрепанные седые вихры Вальреми узнал, а больше узнавать было нечего. Обе ноги у мужика в целости, шинель он скинул, винтовку держал в мускулистых молодых руках. И времени ему никакого не дал: вскочил из-за стола, пригнулся и выстрелил от бедра. Выстрел был неслышный, у Вальреми в ушах еще не отзвучала его собственная автоматная очередь. Пуля впилась ему в грудь, разорвалась и разнесла грудную клетку. Больно было невыносимо, боль разрывала; потом боль тоже пропала. Свет померк, словно лето превратилось в зиму. И ударил его в щеку ковер, он уже лежал на ковре. Потом омертвели живот и ноги, грудь и шея. Последнее, что осталось, — соленый вкус во рту, морской вкус, вроде как на берегу в Кермадеке после купанья, еще одноногая чайка сидела на столбе. И обрушилась вечная темнота.
А Клод Лебель поднял глаза над его трупом. Сердце было уже ничего, уже не билось сердце.
— А, Шакал, — сказал он.
— А, Лебель, — отозвался тот. Он спокойно оттянул затвор: гильза блеснула и упала на пол. Взял что-то со стола и заправил в казенник. Серые глаза его разглядывали Лебеля.
«Это он меня завораживает, — подумал Лебель, точно в кино. — Зарядил, выстрелит. И убьет меня».
Он оторвал глаза, поглядел на пол. Скрючился мертвый мальчишка из КРС; автомат его лежал у ног Лебеля. Он машинально упал на колени, схватил автомат, нащупывая спуск. И нащупал — как раз когда Шакал щелкнул затвором. И нажал на спуск.
Треск автоматной очереди огласил комнату и был слышен на площади. Потом журналистам объяснили, что где-то там какой-то дурак завел, понимаете, мотоциклет. А Шакалу разорвали грудь чуть не двадцать девятимиллиметровых пуль: он вскинулся и рухнул на пол в дальнем углу, у софы, неопрятным трупом. За ним упал торшер. И в это самое время внизу оркестр заиграл «Mon Regiment et Ma Patrie». [84]
В шесть часов вечера инспектору Томасу позвонили из Парижа. Он вызвал старшего группы.
84
Мой полк и моя родина ( фр.)
— Все, отбой, — сказал он. — Взяли они его там, у себя в Париже. Конец — делу венец, только вы все-таки съездите
В восемь часов, когда инспектор перебрал все до тряпочки и собрался уходить, в раскрытую квартиру кто-то вошел. Инспектор обернулся. На пороге стоял крепкий, коренастый мужчина.
— Вам здесь чего надо? — спросил инспектор.
— Да нет, извините, это я не понимаю, чего вам тут надо. Вы здесь с какой стати?
— Тихо, тихо, — сказал инспектор. — Вы кто такой?
— Я-то Калтроп, — ответил тот. — Чарлз Калтроп. Это вот моя квартира. Ну-ка, а вы кто такой?
Инспектор очень пожалел, что у него нет с собой пистолета.
— Ладно, — сказал он как можно осторожнее. — Пойдемте, пожалуйста, в участок, там разберемся…
— Пойдемте, пойдемте, — громогласно согласился Калтроп. — Вы мне там объясните, по какому праву…
Объяснять пришлось все-таки Калтропу. Мало того, его еще задержали на двадцать четыре часа, пока три депеши из Парижа не подтвердили, что Шакал мертвее мертвого, а пять барменов из Сазерлендского графства в Шотландии не удостоверили, что Чарлз Калтроп как есть провел три предыдущие недели за альпинизмом и рыбной ловлей — и он им лично известен.
— Ну, ежели Шакал — не Калтроп, — сказал Томас, когда Калтроп, наконец отпущенный, хлопнул дверью, — то кто же такой Шакал?
— Даже и речи не может быть, — заявил на другой день полицейский уполномоченный начальнику Диксону и помощнику Томасу, — чтобы наше, Ее Величества правительство признало этого какого-то Шакала своим подданным. По-видимому, некоторое время некий англичанин находился под некоторым подозрением. Нынче подозрений нет. Известно, впрочем, что так называемый англичанин, так сказать… м-м-м… пребывая во Франции, воспользовался фальшивым английским паспортом. Мало ли — он выдавал себя, как известно, за датчанина, американца и за француза, имел два краденых паспорта и французские удостоверения личности. Насколько нам известно — вот так вот, мы установили, что некий, как выяснилось, убийца путешествовал во Франции с фальшивым паспортом на имя Дуггана и под этим именем его проследили до… как там он у них называется? Гапа. Вот и все. Дело кончено, джентльмены.
Наутро на кладбище Пер-Лашез похоронили безымянного мертвеца. Свидетельство о смерти гласило, что похоронен иностранный турист, погибший 25 августа 1963 года в автомобильной катастрофе. На похоронах присутствовали: священник, полицейский, регистратор и два могильщика. Равнодушными взглядами проводили они в могилу простой некрашеный гроб. Был там еще, правда, некто в штатском. Тот немного призадумался. Отказавшись назваться, он повернулся и пошел по кладбищенской тропке домой: к жене и детям.
День Шакала закончился.
Дик Френсис
Ставка на проигрыш
Глава 1
Письмо из «Тэлли» пришло в тот день, когда погиб Берт Чехов. Самое обычное письмо: предложение из иллюстрированного журнала написать статью о скачках на Золотой кубок. Я перебросил конверт через стол редактору спортивного отдела и продолжал разбор почты, которая всегда накапливалась к моим приходам по пятницам. Люк-Джон пробурчал нечто нечленораздельное и вяло протянул руку к конверту, рассеянно моргая при этом в ответ на какой-то бесконечный монолог по телефону.