Мастера детектива. Выпуск 8
Шрифт:
Выходя из гостиной, Шабёй обернулся:
– Это не надолго, мадам.
Он почти расшаркивался перед ней. А оказавшись в кабинете, даже пробормотал: «Она прелестна», затем, словно освобожденный от этого подавлявшего его личность присутствия, вновь обрел свою обычную надменность.
– Месье Сериньян…
– Господин инспектор, – перебил его Филипп, – только один вопрос: вы здесь с официальной миссией?
Поколебавшись несколько секунд, тот честно признался:
– Нет!
– В таком случае я вас прошу
– Ну так вот, – сказал Шабёй. – Сегодня утром месье Тернье был так любезен, что показал мне свою фабрику. Интересное, очень интересное это занятие – производство игрушек… Создается впечатление… как бы это сказать… что сбылась твоя давнишняя мечта… ты словно попадаешь в мастерские Деда Мороза…
«Еще и поэт, ко всему прочему, – подумал Филипп. – Да, сегодня он явно какой-то другой!»
– В ходе нашей бессвязной беседы, – продолжал Шабёй, – месье Тернье обмолвился, что вы с супругой намеревались совершить путешествие в Бразилию…
– Да, верно. И что же?
– Нельзя ли поинтересоваться причинами? Широким жестом Филипп указал на полки своего книжного шкафа.
– Ответ вот здесь, в книгах, которые вы видите. Посетив цеха Тернье, вы осуществили давнишнюю детскую мечту… Моя мечта – это Латинская Америка. Тем более что я, как вы знаете, писатель.
Он замолчал, чтобы взять сигарету из пачки «Голуаз», которая валялась рядом с пишущей машинкой. Шабёй набивал трубку.
– Вы по-прежнему собираетесь туда поехать?
– Возможно. Друзья мне настоятельно рекомендуют сделать это.
– Когда отъезд?
– Я сказал «возможно»… Как я могу вам назвать сейчас точную дату?
– Вы поедете… один?
Намек был лишь слегка замаскирован. Уже готовый рассердиться, Филипп подумал вдруг о шаткости своего положения, их положения с Раймондой. Не думал ли о Раймонде также и инспектор, задавая свой вопрос?
– Очевидно, – ответил Филипп, не замечая наглости.
– Очевидно, – повторил полицейский, раскуривая трубку.
Пресный запах светлого табака распространился по комнате.
– С первого дня работы в полиции, – вновь заговорил он, выпячивая грудь, словно у него за плечами была длинная и блестящая карьера, – с самого первого дня я всегда поражался ненадежности свидетельских показаний…
Его мысль прозвучала совсем невпопад, но он, по-видимому, был удовлетворен таким переходом, потому что сказал:
– Так и с Тернье, если бы я захотел… Вопрос профессионального мастерства, не так ли… – Он вскинул свою маленькую головку и выдохнул в потолок большой клуб дыма. – Мне почти удалось заставить его сказать, что он не так уж и уверен в том, что вы приезжали в Мулен в ту субботу, когда случилась трагедия.
Он блефовал. Чтобы понять это, достаточно было взглянуть на его хитрое выражение лица. Поэтому Филипп ответил примерно в том же духе:
– Testis unus, testis nullus, [16]
16
Один свидетель – не свидетель (лат.).
– В вашем случае, например… – Можно было подумать, что он читает лекцию по криминологии неофиту. – В вашем случае основным является свидетельское показание Люсетты Тернье. Она вас встречает, она подтверждает время вашего приезда…
– Какую же тогда роль вы отводите ее брату?
– Если я правильно понял, Робер Тернье прибыл гораздо позже.
– Значит, вы плохо поняли, – отрезал Филипп. – Они оба были там.
«Testis unus, testis nullus». Почему полицейский так настойчиво стремился разрушить алиби, которое никто не подвергал сомнению? Филипп припер его к стенке:
– Это Робер вам сказал, что он пришел позже? Попав в собственную западню, Шабёй попытался выбраться из нее:
– Я этого не говорил… Вы неверно истолковали…
– Я ничего не придумываю… Я повторяю ваши же слова, а вы обвиняете меня в неверном их истолковании.
– Ну, скажем, я неточно выразился, – извинился Шабёй, продолжая давать задний ход. – Человеку свойственно ошибаться… Я едва успел просмотреть его показания.
– Тогда мой вам совет: перечитайте их! И сами выиграете время и не будете отнимать его у других.
Несмотря на его добрые намерения, Филипп распалялся. Разговор грозил принять неприятный оборот. По разным, почти взаимоисключающим причинам ни одному из мужчин этого не хотелось, и чтобы вконец не разругаться, они умолкли.
На какое-то время забытая в пылу спора Раймонда, находившаяся в соседней комнате, вновь выступила на передний план тревог Филиппа. Он опасался той минуты, когда все трое соберутся вместе, и поскольку этого нельзя было избежать, а также потому, что он считал позиции Шабёя весьма непрочными, Филипп решил расставить точки над «i» как можно скорее, до того как полицейский успеет снова овладеть собой.
– Если это все, что вы хотели узнать…
Он форсировал ход событий, нервничал, вымученно улыбался, не в силах сделать свою улыбку более приветливой. «Главное, – говорил он себе, – это поскорее выпроводить его… пока у него не возникло желания заглянуть в паспорт Раймонды». И что за дурь на нее нашла?.. Непременно надо надрать ей уши… если все закончится хорошо.
Он внушал самому себе: «Все будет хорошо!.. Все должно быть хорошо…»
Однако в прихожей он вдруг почувствовал слабость. Он испугался, что замысловатая конструкция, сооруженная в поддержку преступления, рухнет и похоронит под обломками и его самого, и его сообщницу. Задыхаясь от волнения, он вошел в гостиную.