Мастера и шедевры. т. I
Шрифт:
Колесо судьбы художника продолжало свой путь. Он пишет «Умирающего Моцарта». Картина экспонировалась Зедельмейером с музыкальным сопровождением, но ни оркестр, ни пение — ничто не могло скрыть духовной пустоты и банальности произведения. Мункачи сам видел все это, но был бессилен переломить судьбу.
Зедельмейер, выжав все соки из Мункачи, цинично рвет с ним отношения. Шел 1888 год. Художник полон тревог и сомнений. Он ощущает невосполнимую утрату сил, времени и здоровья, потраченных на картины, далеко уведшие его от начала, которое было положено «Камерой смертника» и» Ночными бродягами».
Неужели ничтожный делец Зедельмейер был властен так трансформировать
Все было не так-то просто.
В 1874 году свершилось событие, которое изменило привычный образ жизни мастера-демократа, выходца из народа.
Мункачи женился.
Его супруга, богатая аристократка, была вдовой люксембургского барона де Марша — мецената, собирателя картин.
Став женой художника, Цецилия Мункачи завела салон, который сделался одним из центров парижского света. Жизнь на широкую ногу. Роскошные приемы, изысканные ужины, блистательные концерты требовали денег и денег.
Мункачи впрягается в хомут салонной «шикарной» живописи, бездушной и фальшивой. Компромисс состоялся. Бывший инаш Михай становится модным парижским художником. Его студия превращается в фабрику живописи.
«Я все больше люблю одиночество», — пишет Мункачи.
За этой короткой фразой — трагедия всей жизни мастера. Чужой по духу дом. Властолюбивая баронесса с ее показной светскостью и ложной любовью к искусству.
Перед художником во весь рост встает вопрос: как дальше жить?
Продолжать писать салонные композиции, делать деньги или вновь вернуться к себе?
Все чаще перед ним возникают картины его детства. Мир крепких, мужественных, честных и простых людей. Он бежит от своих блистательных гостей, от пустой и тщеславной жены. Бродит по кварталам парижской бедноты, проводит вечера в нищих бистро, блуждает по вечерним паркам Парижа. Все это с новой силой будит в нем видения юности, поры нищей, но по — своему счастливой.
В эти годы кризиса и раздумий еще одна беда подстерегла художника: коварный недуг — болезнь глаз, проявившаяся еще в момент писания «Мильтона».
Он нервничал, порой не мог работать. Тосковал, мечтал вернуться на родину, метался в своей золотой клетке.
И надо было обладать духовным здоровьем и гением Мункачи, чтобы, невзирая на все эти обстоятельства, оставить потомкам галерею великолепных портретов своих современников, серию дивных пейзажей, а главное, найти силы вернуться к своей главной теме — венгерский народ и родина.
В годы разрыва с Зедельмейером художник пишет полотно «После работы». Этот холст — демонстративное возвращение к излюбленной теме. Правда, здесь заметны издержки в живописи — след салонных работ. Но все же «После работы» — победа!
Победа духа художника.
Голова Мильтона.
Позже он напишет «Горюющего бетьяра», как бы возвращаясь к своему первоначальному сюжету. Мне довелось увидеть его в запаснике венгерской Национальной галереи. Но об этом позже … Мункачи много работает, и вот подлинным завершением творческой жизни художника, изложением кредо мастера критического реализма явилось его большое полотно «Забастовка», написанное в 1895 году. Этот холст как бы завещание великого художника, итог жизни, в которой Мункачи перенес столько
Это произведение отражает жестокие классовые бои, разгоревшиеся в ту пору в Венгрии. Особенно запоминается фигура агитатора, страстно призывающего народ к забастовке, к борьбе. Невольно вспоминаются огненные строки великого венгерского поэта Петефи, написанные в 1848 году, но увидевшие свет лишь в годы создания «Забастовки»:
Чело мужчины точно книга, В которой все заботы мира Записаны… Нужда и горесть Мильонов жизней отразились На том челе, как на картине, И, освещая ту картину, Пылают два огромных глаза…Так логически завершилась творческая судьба великого мастера. Он снова вернулся к себе, к своему народу. В конце жизни, во многом трагичной, исчезло все наносное, легковесное, пустое. Естественно, что современная Мункачи буржуазная критика не могла ему простить «Забастовки».
В прессе появились многочисленные статьи, утверждавшие, что тема-де, мол, случайна для художника, что Мункачи ошибся в выборе сюжета. Но Мункачи ответил твердо и непреклонно:
«Эта картина доставила мне личное удовлетворение видеть в ней осуществленными мои художественные намерения».
Женщина, сбивающая масло.
Яснее не скажешь! А что же буржуазные критики с их сомнениями и разочарованиями? Тут можно сказать лишь одно: народная тенденция в искусстве, а особенно позиция реализма всегда вызывали необузданную злобу модернистов. Можно составить целое собрание, десятки, сотни томов из передержек, лжи и клеветы, которые обрушивали и продолжают обрушивать эстетствующие «знатоки» на головы художников-реалистов, обвиняя их во всех смертных грехах.
Пока Мункачи писал библейские сюжеты и салонные картины, он был угоден. Но стоило ему вернуться в лоно критического реализма и взяться за социальную острую тему, как его ошельмовали…
Будапешт. Национальная галерея. Кабинет директора.
— Разговор о Мункачи, — говорит доктор Погань, — всегда очень актуален, остр и интересен. Всегда были сторонники и противники его замечательного искусства. Ведь широко известно, что работы Михая Мункачи в конце прошлого и в начале нашего века пользовались огромным успехом. Даже наши «дикие» живописцы выросли под влиянием его творчества. Таково очарование его мощной живописи, его удивительно яркого колорита, смелой и дерзкой формы. Кроме того, он ведь сделал большую карьеру. Это казалось многим прельстительным, и потому у нас иногда в шутку говорят, что, как каждый солдат носит в своем ранце жезл маршала, так и каждый молодой художник носит в своем этюднике кисть Мункачи.