Мастеровой
Шрифт:
– Ты чего выламываешься, ученая? Не надоела нищета? У меня как сыр в масле кататься будешь. Все дам: денег, золота, нарядов. Капитала хватит.
Юлия пожаловалась на него приставу полицейского участка.
– Ничего не сделаешь, – сказал тот и отвел взор. – Закон купец не нарушает. Вот ежели лишнего позволит…
На следующий день Хохряков перехватил ее на пути домой.
– Что, ябеда? – заявил, нагло ухмыляясь. – Нажаловалась на меня в полицию? Дура ты, хоть и ученая. Полиция у меня – вот где!
Он похлопал себя по карману.
Не продай Юлия отцовский револьвер, точно застрелила б негодяя. И потом пускай судят! Но судьба, испытав девушку, наконец повернулась к ней лицом. Случай в переулке изменил все.
На приватные уроки она более не ходила – нет нужды, занималась с Федором. Он приходил не только в воскресенье, но и в будние дни. Учился старательно: внимательно слушал Юлию, выполнял уроки, не обижался на замечания. В первый день принес ей гостинцев: пироги с булками, чай в жестяной коробке, сахар и конфеты.
– Для чего это? – удивилась Юлия.
– Мозгу нужно питание, – объяснил Федор. – Сладкое ему полезно. Не за ваш же счет, Юлия Сергеевна! Без того денег не берете.
– Хорошо, – согласилась Юлия.
Так пошло и далее. В промежутках меж уроками они пили чай, Федор налегал на пироги, Юля ела конфеты и пирожные – их Федор тоже приносил. Уносила грязную посуду, и занятия возобновлялись. Ученик делал успехи: писал хоть с ошибками, но разборчиво. И ошибок становилось меньше. Разнообразия для, Юлия занялась с ним историей, а потом – и иностранными языками. Федор знал их неплохо, но не идеально – грамматика хромала. В его речи встречались незнакомые Юлии слова, причем, нередко.
– Кто учил вас языкам? – спросила она Федора. – Лексика странная.
– Так в приюте было, – ответил он. – Много лет прошло.
– Вы росли в приюте? – удивилась Юлия.
– Там, – подтвердил Федор. – Подбросили младенцем.
– Странно, – развела она руками. – У вас знания как у выпускника реального училища. Я б сказала: даже больше.
– Работал над собой, – ответил Федор. – Век живи, век учись.
Юлия с подозрением посмотрела на ученика, но промолчала. Федор не переставал ее удивлять. Знал он явно больше, чем показывал, и тем самым отличался от знакомых ей мужчин. Те ученостью хвалились – и не только ею. Например, богатством. Федор только раз сказал ей о доходах, да и то, чтобы убедить взять деньги. И не прихвастнул – было видно, что живет в достатке. Одевался, как помещик: носил костюм-тройку шерстяной ткани, белую рубашку, галстук. С наступлением холодов надел пальто с меховым воротником и такой же шапкой. Имел серебряные часы и такой же портсигар. От него приятно пахло одеколоном. А манеры! Всегда помогал ей сесть, пил чай из чашки, а не блюдца, как купцы и мастеровые, умел обращаться со столовыми приборами. Как-то в перерыве меж занятиями, испросив разрешения, сел за пианино. Сыграл пару незнакомых композиций, закрыл крышку и вернулся за стол. И еще Юлия заметила: он двигает предметы, к ним не прикасаясь. Протянет руку – и нож в ладони. Или ложечка. Простой мастеровой? Не смешите! За Федором стояла тайна. Юлия размышляла над ней и разгадала. Он скрывает свое происхождение. Сам наверняка из родовых. Получил отменное образование и воспитание, но вынужден жить под чужим именем. Отсюда знание иностранных языков, манеры и успехи на заводе. Экзамены для него – формальность, необходимая для повышения статуса. Он сам об этом сказал.
Перемены в жизни Юлии сказались на ее облике. Она более не походила на подавленную жизнью барышню – просто расцвела. Много улыбалась и шутила. Коллеги по гимназии обсуждали ее новые наряды. Строгого покроя, разумеется, но из дорогой ткани и с отделкой кружевами. Это разрешалось. Женщины завидовали. Как-то раз в учительской это привело к скандалу. Преподаватель математики заметил, ухмыльнувшись:
– Хорошо быть женщиной и находиться на содержании богатого любовника. Где уж нам грешным!
Он нахально посмотрел на Юлию.
– Что за грязные намеки, Николай Артемьевич? – возмутилась Соколова.
– Это не намеки, – хмыкнул математик. – Платье, что на вас, стоит как мое жалованье. Трудом так не заработать.
Юля встала, подошла к обидчику и отвесила ему пощечину. Тот ойкнул и схватился за щеку.
– Юлия Сергеевна! – прогремел директор гимназии. Он, как все, был в учительской – отдыхал после урока. – Что вы позволяете себе?
– То и позволяю, Денис Васильевич! – Юлия уперла руки в бока. – Я потомственная дворянка, мой прадед под Смоленском воевал. Показал себя героем. Государь ему орден Святого Георгия перед строем вручил. Я это помню, потому не спущу обиды парвеню, чей отец навоз вилами бросал. Как он смеет! В чем смеет упрекать меня? В дорогом платье? Так оно за честные деньги сшито. Все тут знают, как меня преследовал Хохряков. Знали, но не заступились. Кое-кто даже радовался, – она бросила уничтожающий взгляд на математика. – Дескать, вот тебе, дворянке! Не подумали, что она сирота… – Юлия вздохнула. – Но нашелся человек. Простой мастеровой, но благородства в нем поболее, чем у дворян. Он не только отбил меня у грабителей, подосланных купцом, но и сделал так, чтобы тот за обиду заплатил. Десять тысяч рублей Хохряков принес. И еще просил, чтобы взяла!
Юлия обвела коллег победным взором. Они смотрели на нее, широко открыв глаза. Лица выражали изумление, смешанное с завистью.
– Вот откуда у меня деньги, господа. Сам же мой защитник и копейки не взял. Благородный человек, добрая душа. На заводе его ценят, – Юлия подошла к столу, взяла свою сумочку и достала из нее револьвер. Учителя охнули и вжались в спинки стульев. – Это он придумал. И еще один такой, но побольше. Эти револьверы в лавках продаются, Государь их носит, мне о том в полиции сказали.
– Юлия Сергеевна! – возмутился директор. – Вы посмели принести оружие в гимназию?
– Ну, а что делать сироте? – не смутилась Соколова. – Если некому вступиться? Но вы правы – больше нет нужды. У меня есть защитник.
Она бросила коротыш в сумку.
– Вы так хвалите его, что, возможно, замуж выйдете? – съязвил математик.
– Может быть и выйду, – согласилась Юлия. – Если позовет. Он мужчина, не слизняк, как некоторые. Не беда, что мастеровой. Года не пройдет, как станет офицером. Он сейчас к экзаменам готовится, и сдаст их без сомнения.
– Это все отрадно слышать, – встрял директор. – Но сегодняшний ваш поступок, Юлия Сергеевна… На глазах у всех…
– Можете меня уволить! – тряхнула головой Юлия. – Только я это дело не спущу. К председателю дворянского собрания обращусь. Или к губернатору.
– Не нужно обращаться! – поспешил директор. – Вас никто не увольняет. Учитель вы хороший, дети любят вас. Но предупреждаю: никакого оружия в гимназии! Это храм науки!
– Обещаю! – поклонилась Юлия. – Извините. Больше никогда.