Мастерская человеков

Зозуля Ефим Давыдович

Кнупф, вначале не придававший значения патенту, теперь все чаще настаивал на нем.

– В чем там дело?
– спрашивал он Латуна.
– Чего они хотят?

– Черт их знает, - разводил руками Латун.
– Не могу добиться. Там тьма народу. В последнее время они заняты изучением мешочков по перевариванию пищи. Это, они говорят, исключительное изобретение. Когда ни придешь, накрыты столы и администрация комитета безудержно жрет за счет изобретателя этих поганых мешков. Разумеется, изобретение, экспертиза которого связана с возможностью обжираться буквально до беспредельности, рассматривается вне всяких очередей. Если б вы видели, что там творится! Никакие другие изобретения не рассматриваются. Все отложено! Изобретатели в отчаянии! Были даже случаи самоубийства среди них.

Один

изобретатель изобрел по заказу боен машину для бесшумного откусывания голов у скота. Человек так устал от бюрократизма и так изнервничался, что в припадке ярости он вставил свою собственную голову в эту машину и легко расстался с ней. Машина бесшумно откусила ее, и кто был в этот день в комитете, мог увидеть жуткое зрелище: изобретателя без головы. А те все жрали и жрали и вытаскивали из своих пищеводов эти мешки для переваривания и тут же всаживали их в безработных, нанятых для испытания этих самых мешков.

– Что же делать?
– задумался Кнупф, хотя задумчивость была ему мало свойственна.
– Что делать?

И, как на зло, заказы у нас становятся все интереснее и труднее. Вот вчера к нам пришли заказывать властного человека...

– Кто пришел?

– Владельцы гостиницы "Версаль". Самой большой гостиницы в городе. Кому не нужны властные люди? Они хотят нам хорошо уплатить.

– А образец? Что это такое властный человек? Ведь есть же разные типы?

– Ну конечно. Я тоже спросил об этом. Они дают образец. По городу ходит один полковник, приехавший недавно из колонии. Он тут живет уже месяца два. Они хотят, чтобы мы сделали точно такого. Это, они говорят, настоящий, очень гордый, неприступный, властный человек. В каждом его движении, в каждом взгляде, в каждом процеженном сквозь зубы слове есть что-то такое, что вселяет в окружающих страх и крайне стесненное. неловкое состояние. С ним даже неприятно здороваться.

В гостинице, где он живет, жил некоторое время бедный захолустный граф, так тот даже упал однажды со всех лестниц только потому, что неудачно вошел в вестибюль, в котором сидел полковник, и так как по европейскому этикету тому, кто входит в помещение, полагается первому поздороваться, граф так резко повернулся в дверях, что споткнулся и полетел со всех лестниц. Он именно не хотел здороваться первый. Дело в том, что полковник так противно, так обидно отвечал на приветствия, еле-еле приоткрывая губы, и такую излучал при этом из глаз под видом корректности снобистскую скуку и презрение, что граф предпочел сделать вид, что вошел в вестибюль случайно, резко повернулся и чуть не свернул себе совсем шею, летая по крутым лестницам на собственной голове.

– Как же мы сделаем такого?
– спросил Латун.

Для Кнупфа это даже не было вопросом.

– Да очень просто. Возьмем этого полковника и сделаем. Продержим тут несколько дней, исследуем, а потом выпустим.

– Легко сказать - возьмем. Как же мы его возьмем?

– Ну, это ерунда. Кто-нибудь подойдет к нему вечерком, когда он после фокстрота в гостинице гуляет по главной улице, подойдет и, знаете, так шепнет на ухо, предлагая удовольствия и развлечения. Он обязательно придет сюда, а здесь он полежит на леднике несколько дней. Ничего.

– А кому он все-таки нужен?

– Повторяю, владельцам новой гостиницы. Они ведь расширяются. Ведь там будет очень большое предприятие, будут делаться всякие дела, затем они строят большое казино, игра будет вестись серьезная, и им нужен для всего этого властный человек, управляющий, настоящий властный человек. Словом, люди хотят поставить дело как следует.

– Хорошо, - сказал Латун.
– Приводите его сегодня, а завтра мы займемся этим делом. Устроим совещание, поговорим, определим основные черты властного человека, а потом используем образец.

Неудачи с первыми заказами заставили его несколько изменить методы работы. Старик еще более охотно совещался с окружающими, чем раньше. В некоторых случаях, наиболее серьезных, он устраивал официальные совещания с повесткой дня. Секретарствовал на этих совещаниях Капелов, которому эти собрания вообще очень нравились. Он имел возможность на них высказывать свои сомнения, отстаивать свои взгляды, и это было тем более

приятно, что Латун не налетал на него с обычной яростью. Все-таки присутствие людей его стесняло. Затем Капелов получил возможность приглашать на эти заседания Муреля, свое детище, этого заморыша, который слонялся по городу и голодал, не имея возможности применить свой интеллект, непомерно развившийся от украденного Капеловым и влитого в него эликсира. Город был отсталый. В нем жили дураки, мещане, стяжатели всех видов и обыватели всех сортов, мелкие воры, полицейские, всякие хищники, авантюристы. Никому не нужен был худой паренек с развитым интеллектом. Мурелю грозила голодная смерть. Он давал грошовые уроки, торчал в публичной библиотеке, в которой по целым дням почти никого не было, пытался писать в местной газете, печатавшей главным образом объявления, сенсации, великосветскую хронику. Таким образом, Капелову пришлось исполнить данное обещание - привлечь его к работе в Мастерской. Делать он ничего не умел, этот заморыш, но на совещаниях он мог выступать с какиминибудь характеристиками и замечаниями. Да, эликсир был влит в него в изрядном количестве! Но это будет иметь и печальные последствия! Не один человек будет жертвой этого безумного акта Капелова ведь он долил эликсир водой, и за интеллектуальные способности Муреля многие будут расплачиваться глупостью, бестактностью, может быть, даже идиотизмом.

Когда Латун сообщил ему о заказе на властного человека и об интересном образце, который взялся доставить Кнупф - а уж раз он взялся, так он доставит, Капелов оживился, вызвал Муреля, и в назначенное время большая комната, специально отведенная для заседаний, была торжественно убрана, стол покрыт синим сукном, вокруг него расставлены стулья, и перед каждым стулом лежала повестка. На повестке значилось:

ЗАСЕДАНИЕ ПРАВЛЕНИЯ

МАСТЕРСКОЙ ЧЕЛОВЕКОВ

Повестка дня:

1) Вопрос о создании властного человека в масштабе заведующего карточным клубом и гостиницей.

2) Текущие дела.

На собрание пришли, кроме Латуна и Капелова, Кнупф, Ориноко, Камилл, Мурель, Батайль и бывший портной из Берлина Карташевич, который готовил проект типа модных женщин. Его пока никто не проверял.

Он что-то делал в своих комнатах, иногда оттуда доносились дикие визги, но ничего готового Карташевич еще не предлагал.

– Ну-с, - начал Латун.
– Нам предстоит сегодня нелегкая задача. Нам нужно создать властного человека, который мог бы с достоинством управляться с карточным клубом и гостиницей. Кто желает по этому вопросу высказаться?

Говорунов было мало в правлении Мастерской Человеков, и Капелов выжидательно посмотрел на Муреля: говори, мол, иначе что тебе тут делать.

Мурель заговорил:

– Уважаемые граждане! Если вдуматься, то властные люди ничем особенно не отличаются от невластных.

Если к ним приглядеться, то они порой слабее самых безвластных. Но их все же отличает некое умение пользоваться, главным образом, слабостью окружающих. В конце концов, тут дело в приемах. Нужна только техника. Все дело в технике. Надо уметь корректно третировать окружающих. А иногда и некорректно. Надо иметь хмурое лицо и вообще такой вид, точно нам все известно и все, по крайней мере наполовину, надоело. Хорошо для этого опускать углы губ, а смотреть большей частью вниз, не нагибая головы. Говорить надо мало. Надо все отрицать, никого не хвалить. Вот этот колониальный полковник, который будет нам служить образцом, - я тоже не раз видел его в городе, - именно такой тип. Не думаю, чтобы он в самом деле был особенно властным человеком. Вообще все люди обыкновенные. Все зависит, конечно, от обстоятельств. А его поведение - профессиональное, выработанное нелегкой жизнью, вынужденное. У теперешних европейских офицеров снобизм наигранный, их гордость - не гордость "достойного отпрыска" знаменитого деда и прадеда, не рыцарственность и не аристократичность. Нет, это обыкновенная техника делячества. Да, да, это коммерческая маска. Это навыки по умению угнетать и подчинять себе людей. Это один из видов оружия по укреплению своей рабовладельческой мощи в колониях. Для того чтобы властвовать над рабами, надо быть таинственными, важными. Надо презирать, надо быть заносчивым, недоступным, далеким, "страшным".