Мастодония
Шрифт:
Потом вышел и прогулялся к подножию холма. Хирам шагал рядом, а Бублик трусил впереди.
Холм был не особенно высокий, но и не самый низенький, и с него открывался хороший вид на окрестности. Справа протекала речушка, которую мы видели и в меловом периоде, и в Уиллоу-Бенде двадцатого века. За миллионы лет ландшафт почти не изменился. Мне показалось, что холм был несколько выше, чем в меловой период, – возможно, выше, чем он будет в двадцатом веке, но я не был уверен.
Приречная низина была относительно открытой, если не считать разрозненных цветущих кустов и низкорослых деревьев, но ближние холмы (за
– Вон он, Стоячий! – взволнованно крикнул Хирам. – Видите, мистер Стил?
Проследив за его пальцем, я разглядел внизу мастодонта. Он стоял на краю зарослей, срывал хоботом листики с карликовых деревьев и отправлял их в рот. Даже с этого расстояния было видно, что шкура у него потертая, будто молью траченная. Мастодонт, похоже, был один, – по крайней мере, других я не заметил.
Потом нас позвала Райла, и мы вернулись. На садовом столе нас ждали тарелки с грудами бутербродов и горками печенья, блюда с маринованными овощами, банка оливок и пузатый графин холодного кофе, а Бублику перепала большая миска жареного мяса, порезанного на удобные мелкие кусочки.
– Я сложила зонтик, – сказала Райла, – чтобы солнышко не закрывал. Оно тут такое ласковое.
Я взглянул на часы. Пять вечера, но судя по солнцу – полдень.
– Забудь о часах, – рассмеялась Райла, – в этом мире они ни к чему. Свои я оставила на тумбочке в первый же день. Наверное, они уже остановились.
Я удовлетворенно кивнул. Меня это устраивало. Не так уж много на свете мест, где человек может вырваться из-под тирании хронометров.
Мы не торопясь поели под ласковым солнцем, а вторую половину дня провели в праздности, наблюдая, как тени западных холмов наползают на прибрежную низину.
– Здесь, наверное, хорошая рыбалка, – кивнул я на речку.
– Завтра все узнаем, – сказала Райла. – Возьмем машину, проедемся по округе. Мы же почти ничего тут не видели.
Ближе к вечеру мы услышали далекий трубный глас – это явно был мастодонт. Посреди ночи меня разбудил какой-то звук. Сжавшись в постели, я ждал, что он повторится, – приглушенный, но весьма неприятный рык с северного холма. Вне всяких сомнений, крупная кошка. Может, саблезубый тигр или кто-то еще. Я посоветовал себе не зацикливаться на саблезубых тиграх. Да, эти удивительные существа вызывают у меня безмерное любопытство, но пора бы выкинуть эти мысли из головы: в сангамонском периоде определенно хватает и других кошек. От этого рыка в жилах стыла кровь, но вдруг я понял, что бояться нечего. Я был в безопасности. Рядом мирно посапывала Райла. Ее не потревожил шум с севера.
После завтрака мы упаковали ланч, сложили в машину рыболовные снасти и пару семимиллиметровых винтовок и отправились в турне по Мастодонии: я за рулем, Райла рядом, а сзади Хирам и Бублик. Проехав по долине несколько миль, встретили с десяток мастодонтов; они подняли голову, навострили уши, стали поводить хоботами, но остались на месте. В полдень остановились у реки. За пять минут рыбалки я выудил три приличные форели, которых мы зажарили на костре из плавника. Пока обедали, с противоположного берега, крутого и почти лишенного растительности,
Домой вернулись перед самым закатом, усталые, но довольные. Тот день показался мне самым восхитительным в жизни.
Назавтра и днем позже были новые вылазки, оба раза в новых направлениях. Мы видели множество мастодонтов и небольшое стадо гигантских бизонов – гораздо крупнее тех, что в свое время водились на западных равнинах, и с огромными ветвистыми рогами. Обнаружили заболоченный участок, с которого при нашем приближении поднялись стаи гусей и уток, а сразу за болотом нас ждало самое невероятное открытие: колония бобров размером с медведей. Они трудились над дамбой, благодаря которой и появилось болото – родной дом для множества птиц, – а мы завороженно следили за ними с почтительного расстояния. Наконец Райла сказала:
– С бобра по шубе…
Я потерял счет времени и обо всем забыл, представляя бесконечные дни, полные удивительных находок и блаженного ничегонеделания.
Но на третий день, когда мы вернулись домой, идиллия закончилась. За садовым столом нас ждал Бен, а на столешнице – стаканы и бутылка.
– Вот, промочите горло, – сказал Бен. – Мы в деле. Завтра Кортни привезет сюда ребят из «Сафари». Они готовы к переговорам. Более того, по словам Кортни, они жаждут этих переговоров, хоть и делают вид, что это не так.
Следующим утром я проснулся, обуреваемый непонятно откуда взявшейся смутной тревогой, предчувствием из тех, что временами накрывают тебя без всякой на то причины. Выполз из постели, стараясь не разбудить Райлу, но все же разбудил; когда я крался к выходу, она спросила:
– Что случилось, Эйза?
– Думаю, ничего, – ответил я, – но надо выйти посмотреть.
– Только не в пижаме, – сказала она. – Вернись и оденься. Сегодня приезжают люди из «Сафари». Не исключено, что с самого утра, а их время опережает наше на пять часов.
Я сделал, как было велено, не в силах отделаться от леденящего кровь чувства, что зря теряю время, после чего вышел – как можно быстрее, но делая вид, что никуда не спешу.
Стоило открыть дверь и выглянуть во двор, как я нырнул обратно в дом и схватил со стойки одну из семимиллиметровок. Чуть ниже по склону – в каких-то пяти сотнях футов – стоял старый мастодонт, которого Хирам нарек Стоячим.
Узнать его было несложно, ибо шкура его казалась побитой молью – даже сильнее, чем при нашем первом знакомстве, когда мастодонт находился гораздо дальше от меня.
Теперь же он стоял с видом плакальщика, горестно свесив хобот меж двух великолепных бивней, и, несмотря на рост (а было в нем футов девять), вовсе не казался могучим зверем.
Футах в пятидесяти перед ним расположился Хирам, а рядом с ним виляющий хвостом Бублик – воплощение доброты и дружелюбия. Хирам говорил с огромным мастодонтом, а тот в ответ поводил ушами – вернее, одним ухом, которое я видел; оно не походило на развесистое ухо африканского слона, но все же отличалось немалым размером.