Мать-Россия! Прости меня, грешного!
Шрифт:
В полночь закончил чтение всех материалов, присланных ему Г. А. Шичко. Решительно подошёл к письменному столу и написал короткое письмо в Ленинград:
Дорогой
В солнечный, тихий, по-летнему тёплый октябрьский день Наташа вывернулась на своем мотоцикле из-за крайнего дома, летела ему навстречу. Не слезая с мотоцикла, развела руками:
Я вас не узнала. Меняетесь на глазах!
— Правда?
— Стройный, как Аполлон!
Борис смутился, Наташа продолжала:
— А как сердце? Не болит?
— Нет, не болит.
— Хорошо-то как! Я вас поздравляю. Пойдемте со мной обедать.
Они вошли в дом. И уже в доме, разрезая огромный, красный арбуз и подвигая к Борису чашку мёда, Наташа сказала:
— Иван Иванович спрашивал о вас. Хотел бы вас видеть.
И, оживляясь, широко раскрыв счастливые глаза:
—
Борис пожал плечами.
— Иван Иванович рад будет. Он вас полюбил. Сынком называет. А ещё у нас приятная новость: я заезжала в поселковый совет и там мне сказали: из Москвы пришла бумага об установлении нового памятника. Спасибо вам, это вы добились такого решения.
Качан ничего не говорил, но про себя подумал: у старого пчеловода он поселится и постарается заменить ему одного из погибших сыновей. А с работой на пасеке ему поможет Наташа. И он хотел бы сейчас же с ней заговорить об этом, но сказал другое:
— Очень вкусный арбуз. И мёд у вас душистый. Нигде такого не пробовал.
И, минуту спустя:
— Где вы взяли такой большой арбуз? Уж не на вашем ли огороде вырос?
— Нет, под Москвой они не вызревают. Ребята привезли.
При слове «ребята» сердце Бориса дрогнуло, лёгкой волной накатила грусть, но грусть эта была мимолётной, впереди светила надежда, и это-то чувство становилось теперь смыслом открывающейся перед ним новой жизни.
1985—2002