Мата Хари. Раздеться, чтобы выжить
Шрифт:
– Как тут расслабиться, когда ты все время стоишь над душой со своим «резче!»? – возразила она.
– А ты все же попытайся, – сказал Чарли. – Ну, начали!
Она опять исполнила песенку, над которой они работали. Кажется, на этот раз ее мучитель остался доволен. Во всяком случае он не потребовал повторения.
Вместо этого Сандоза неожиданно сказал:
– Так, а теперь мы с Томом покажем тебе настоящую мелодию. Песню, по которой сейчас сходит с ума весь Нью-Йорк. Настоящий блюз! Ну-ка, Том, сыграй «Грустную девчонку».
Том заиграл, а Чарли,
Она была очарована тем, что услышала. Это было что-то совсем новое. Ничего подобного никогда не звучало в Европе.
Когда замер последний аккорд, Рита сказала:
– Это потрясающе! Как, ты говоришь, называется этот стиль?
– Это блюз, детка, – отвечал Чарли. – Так поют негры из Луизианы. Вообще-то считается, что по-настоящему блюз могут исполнить только темнокожие люди. Но уже появились белые девушки, которые пытаются освоить его. Кое-что у них получается.
– Так ты хочешь, чтобы я тоже попробовала?
– Мне показалось, что ты могла бы, – отвечал Чарли. – Что-то в тебе такое есть. Пожалуй, я бы сказал так: ты понимаешь, что поешь, ловишь чувства зрителей. Так что давай, попробуй. Только не здесь, не на сцене. Сюда сейчас должны прийти другие люди. Идите с Томом в малую студию и позанимайтесь полчаса. Потом он будет занят.
Они ушли в помещение, которое называлось малой студией, Том сел за рояль, и Рита начала разучивать «Грустную девчонку». Без Ковача у нее ничего не вышло бы. Она постоянно сбивалась на привычную, европейскую манеру исполнения, а пианист ее поправлял. Он делал это деликатней, чем аргентинец Чарли, но был достаточно тверд и постоянно указывал Рите на ее ошибки. В результате через полчаса у нее стало что-то получаться.
– Все, мне надо идти, – заявил Том, вставая. – Да и тебе пора что-нибудь поесть, переодеться, подготовиться к выступлению. Так что встретимся вечером.
– Ты считаешь, я могу с этим выступать? – спросила Рита, которая все еще чувствовала себя неуверенно в новой для нее звуковой стихии.
– Вполне можешь, – отвечал пианист. – Только расслабься и думай о песне, а не о впечатлении, которое производишь. До вечера!
Рита вышла на улицу усталая, но довольная. Она отработала свой номер, кроме того, выучила песню в новом для себя стиле, самую современную, которую зрители наверняка примут. Еще Рита, кажется, приобрела себе друга в лице Тома. Нет, между ними ничего не будет. Она это чувствовала, но на доброе отношение пианиста могла рассчитывать.
В то же время Рита находилась в некоторой растерянности. Она никак не ожидала, что Сандоза сделает ей столько замечаний, будет гонять ее по сцене, как девчонку. Ее досаду усиливало одно обстоятельство. Рита ощущала, что придирки Чарли были справедливы. Недаром Том ни разу не остановил постановщика, не пришел ей на помощь.
Да, надо честно признать правду. За два года, проведенные в Ирландии, она утратила многие навыки. Во всяком случае,
Размышляя об этом, о предстоящем концерте, почти не замечая окружающего, Рита добралась до своей квартиры. Очнулась только тогда, когда разделась и вошла на кухню. Женщина тут же сообразила, что ничего не купила на обед.
«Какая же я шляпа! – ругала она себя. – Придется опять одеваться, идти в магазин, потом готовить. Или лучше поискать недорогое кафе?».
Однако аппетитный запах, донесшийся до ее ноздрей, подсказал ей, что идти никуда не надо, еда находится на кухне. Она подошла к плите и обнаружила на ней кастрюльку с рагу. Значит, Мэри не теряла времени даром, до ухода на работу успела подумать о подруге.
Испытывая глубокую благодарность к девушке, Рита накрыла на стол и села обедать. За столом она успела подумать о том, как там Мэри на новом месте. Не обижают ли ее, не тяжело ли ей?
Дело в том, что Мэри Маккейн в этот день тоже вышла на работу. Только уехала она позже, чем Рита.
Переговоры девушки с владельцем ресторана «Петербург», величественным господином с пышными седыми усами, прошли накануне. Они завершились тем, что тот взял Мэри на работу и обещал ей двенадцать долларов в неделю.
Так вот и получилось, что Рита нашла подруге работу. Она совершенно не потратила на это времени.
Впрочем, Мэри отдала ей долг благодарности в тот же вечер. Когда они вернулись домой, она достала из своего фанерного чемодана белое платье с нарядной черной и красной отделкой, лежавшее на самом дне. Как ни удивительно, оно оказалось Рите почти впору, только чуть тесновато в плечах и длинновато, хотя Мэри и была ниже нее. Девушка тут же заявила, что все исправит. Она без устали работала иголкой, к часу ночи подшила подол платья и немного расширила плечи.
Рита не была в восторге от своего наряда. Она знала, что ей не слишком идет белый цвет. Но выбирать было не из чего.
Пообедав, Рита надела платье и попробовала проделать те движения, которые намеревалась выполнять на сцене. Длинный подол немного мешал ей, но, в общем, работать было можно.
Пару часов, оставшиеся до вечера, она провела в нетерпеливом ожидании, куря одну сигарету за другой. Рита поймала себя на мысли о том, что никогда еще так не волновалась перед выступлением. Такого не было даже в те дни, когда она блистала в лучших залах Парижа, Рима, Милана.
Рита понимала, почему так вышло. Тогда у нее впереди была вся жизнь. Не получится здесь, она сможет отыграться в другом месте, в иной роли. Теперь же ей предоставлялась, может быть, последняя возможность вернуться на сцену, в этот волшебный мир, озаренный светом прожекторов, где звучат овации и поклонники дарят цветы. Если сегодня она провалится, то вряд ли осмелится пробовать еще раз.
Что тогда? Петь в ресторанах? Танцевать обнаженной в каких-нибудь ночных клубах? Но есть ли они в этом городе и стране? Если здешние власти запретили алкоголь, то запросто могут прикрыть и всю ночную жизнь.