Матиас Шандор. Пятнадцатилетний капитан

Жюль-Верн Жан

— О, старый пройдоха чувствует себя как нельзя лучше! — ответил Гаррис. — Он очень обрадуется тебе.

— Он по-прежнему живет в Бихе? — спросил Негоро.

— Нет, приятель, вот уж год, как он перевел свою «контору» в Казонде.

— И дела хорошо идут?

— О да, тысяча чертей! — воскликнул Гаррис. — Дела идут хорошо, хотя с каждым днем торговать невольниками становится все труднее, особенно на этом побережье. Португальские власти с одной стороны, английские сторожевые суда — с другой всячески препятствуют вывозу рабов. Только в одном месте, на юге Анголы, в окрестностях Моссамедеса, можно более или менее спокойно грузить черный товар. Поэтому

теперь все бараки до отказа набиты невольниками, мы ожидаем корабли, которые переправят их в испанские колонии. Об отправке груза через Бенгелу и Сан-Паоло-де-Луанда говорить не приходится, губернатор и чиновники не хотят и слышать об этом. Старый Альвец подумывает о том, чтобы переселиться во внутренние области Африки. Он намерен снарядить караван в сторону Ньянгве и Танганьики, где можно выгодно обменять дешевые ткани на слоновую кость и рабов. Пока неплохо идет торговля с Верхним Египтом и Мозамбиком — он снабжает невольниками Мадагаскар. Но я боюсь, что придет время, когда работорговлей нельзя будет заниматься. Англичане с каждым днем укрепляются во Внутренней Африке. Миссионеры залезают все глубже и ополчаются против нас. Ливингстон — разрази его гром — закончил исследование области озер и теперь направится, говорят, в Анголу. Да еще говорят, что какой-то лейтенант Камерон намерен пересечь весь материк с востока на запад. Опасаются также, как бы не вознамерился проделать то же самое и американец Стенли. Все эти исследователи могут сильно повредить нам, Негоро, и если бы мы хорошенько понимали свои интересы, ни один из этих незваных гостей не вернулся бы в Европу и не стал бы рассказывать о том, что он имел дерзость увидеть в Африке.

Услышь кто-нибудь беседу этих негодяев, он мог бы подумать, что тут разговаривают два почтенных коммерсанта, сетуя на заминку в торговых делах, вызванную кризисом. Кому пришло бы в голову, что речь у них идет не о мешках кофе, не о бочках сахара, а о живых людях. Торговцы невольниками уже не отличают справедливого от несправедливого, у них нет ни чести, ни совести, нравственное чувство совершенно отсутствует, а если оно и было у них когда-нибудь, то давно они растеряли его участвуя в страшных зверствах работорговли.

Гаррис был прав в своих опасениях, так как цивилизация постепенно проникает в дикие области по следам тех отважных путешественников, имена которых неразрывно связаны с открытиями в Экваториальной Африке, Такие герои, как Дэвид Ливингстон прежде всего, а за ним Грант, Сник, Бертон, Камерон, Стенли, оставят по себе неизгладимую память как благодетели человечества.

Из разговора с Негоро Гаррис узнал, как тот жил последние два года, и с удовольствием отметил, что бывший агент работорговца Адьвеца, бежавший из каторжной тюрьмы в Луанде, нисколько не изменился, ибо по-прежнему был способен на любое преступление. Гаррис не знал только, что именно задумал его сообщник в отношении потерпевших крушение на «Пилигриме». Он спросил Негоро:

— А теперь скажи, как ты собираешься разделаться со своими бывшими спутниками?

Негоро ответил, не задумываясь. Видно было, что план давно созрел в его голове:

— Одних продам в рабство, а других… Португалец не докончил фразу, но угрожающее выражение его лица говорило яснее слов.

— Кого ты собираешься продать? — спросил Гаррие.

— Негров, которые сопровождают миссис Уэлдон, — ответил Негоро. — За старика Тома, пожалуй, не много выручишь, но остальные четверо — крепкие молодцы, и на рынке в Казонде за них дадут хорошую цену.

— Правильно, Негоро! — сказал

Гаррис. — Четверо эдоровяков негров, привычных к работе, не похожи на этих животных, которых доставляют из Внутренней Африки! Само собой разумеется, что их можно продать с большой выгодой. Негр, родившийся в Америке, — редкий товар на рынках Анголы. Но, — продолжал он, — ты забыл сказать мне, не было ли на «Пилигриме» наличных денег?

— Пустяки! Мне удалось прикарманить всего несколько сот долларов. К счастью, у меня есть кое-какие виды на будущее…

— Какие, дружище? — с любопытством спросил Гаррис.

— Разные, — отрезал Негоро.

Казалось, он сожалел о том, что сболтнул лишнее.

— Остается, значит, прибрать к рукам этот ценный товар? — заметил Гаррис.

— Разве это так трудно? — спросил Негоро.

— Нет, дружище. В десяти милях отсюда на берегу Кванзы стоит лагерем невольничий караван, который ведет араб Ибн-Хамис. Он ждет только моего возвращения, чтобы пуститься в путь в Казонде. Караван идет в сопровождении отряда туземных солдат, достаточно многочисленного, чтобы захватить в плен Дика Сэнда и его спутников. Если «моему юному другу» придет мысль направиться к реке Кванзе…

— А если ему не придет такая мысль? — перебил Гарриса Негоро.

— Наверноепридет! — ответил Гаррис. — Мальчик умен, но не подозревает об опасности, которая подстерегает его там. Дик Сэнд, конечно, не захочет возвращаться к берегу той дорогой, по какой мы шли. Он понимает, что неминуемо заблудится в лесу. Поэтому он будет стремиться дойти до какой-нибудь реки, впадающей в океан, и попробует спуститься вниз по течению на плоту. Другого спасения для его отряда нет. Я знаю мальчика, он именно так и поступит.

— Да… пожалуй, — сказал Негоро после недолгого раздумья.

— Ну какие там «пожалуй» — непременно так сделает! — воскликнул Гаррис. — Я так уверен в этом, словно «мой юный друг» сам мне назначил свидание на берегу Кванзы.

— Значит, нам следует немедленно пуститься в путь, — сказал Негоро. — Я тоже знаю Дика Сэнда. Он не потеряет напрасно ни одного часа, а мы должны опередить его.

— Что ж, в путь так в путь!

Гаррис и Негоро уже собрались уходить, как вдруг опять услышали тот же подозрительный шорох в зарослях папируса, который и раньше обеспокоил португальца.

Негоро замер на месте, схватив Гарриса за руку. Вдруг донесся приглушенный лай, и из зарослей выбежала большая собака. Шерсть ее была взъерошена, пасть широко раскрыта. Она готова была броситься на людей.

— Динго! — вскричал Гаррис.

— О, на этот раз он не уйдет от меня! — ответил Негоро.

И в ту секунду, когда собака бросилась на него, португалец вырвал у Гарриса ружье, вскинул его к плечу и выстрелил.

Раздался жалобный вой, и Динго исчез в густом кустарнике, окаймлявшем речку. Негоро поспешно спустился к самой воде.

Капельки крови запятнали несколько стеблей папируса, и кровавая полоса протянулась по прибрежной гальке.

— Наконец-то мне удалось рассчитаться с этим проклятым псом! — воскликнул Негоро. Гаррис молча наблюдал эту сцену.

— Как видно, Негоро, — сказал он, — собака давно точила на тебя зубы.

— Точила, Гаррис. Ну теперь она от меня отстанет.

— А почему она так ненавидит тебя, приятель?

— У нас с ней старые счеты, — уклончиво сказал Негоро.

— Старые счеты? Какие же? — переспросил Гаррис. Негоро не ответил. Гаррис решил, что португалец скрыл от него какие-то прошлые свои похождения, но не стал о них допытываться.