Матильда Кшесинская. Муза последних Романовых
Шрифт:
«На Пасху отец сам пек куличи, надевая при этом большой фартук, и всегда месил тесто в новой деревянной квашне. Согласно традиции, пекли двенадцать куличей – по числу апостолов. На пасхальный стол ставили сделанного из сладкого масла барашка с хоругвью. В Страстную субботу приглашали ксёндза, чтобы он освятил пасхальный стол. …Думаю, что гостеприимство я унаследовала от отца. Я тоже всю жизнь любила принимать гостей и, как говорят, всегда умела создать хорошее настроение и приятную обстановку».
Феликс Иванович был общительным человеком и обожал принимать гостей.
На Пасху и Рождество подавали различные традиционные блюда, так как все традиции и обычаи в доме Кшесинских соблюдались строго. Забегая вперед, скажем, что, когда Матильда выросла, она превратилась в настоящую светскую львицу, а ее салон славился на весь Петербург, собирая и аристократов, и лучших артистов того времени.
Первый интерес к балету
Маля была любимицей отца. Он баловал ее без всякой меры и часто брал с собой в Большой театр (сейчас на месте этого театра располагается Консерватория), где тогда танцевал. Однажды он повез ее на дневное представление балета «Конек-Горбунок», в котором исполнял мимическую роль Хана – Кшесинский отличался драматическим мастерством и выразительной мимикой, что также унаследовала Матильда. Девочка была в восторге от того, что отец посадил ее в артистическую ложу над сценой, откуда можно было не только следить за спектаклем, который был вполне доступен пониманию маленького ребенка, но и наблюдать за сменой декораций во время антрактов. Отец, как всегда, играл прекрасно. После спектакля Маля терпеливо его ждала. А Феликс Иванович, разгримировавшись и переодевшись, в состоянии артистической эйфории поспешил домой, окрыленный успехом. Увидев, что он вернулся один, взволнованная жена испуганно спросила:
– Где Маля? Что ты с ней сделал?
– Господи! – с ужасом воскликнул Кшесинский. – Я совсем о ней забыл и оставил в театре…
Способности Матильды к балету проявились очень рано. Уже в три года она начала танцевать. Из большой гостиной, где отец давал частные уроки, доносились звуки то мазурки, то вальса, и под эти звуки девочка кружилась перед зеркалом, облачившись в мамины наряды. В четыре года ей сшили первый театральный костюм, по размерам похожий на костюм для куклы. Крошечная Маля участвовала в балете «Конек-Горбунок» – в сцене подводного царства она доставала драгоценный перстень из пасти кита. Появиться в театре нужно было за час до начала представления, чтобы получить свой парик и перстень, который маленькая артистка собственноручно прятала в китовую пасть. Этот костюм и туфельки, в которых Кшесинская выходила на сцену, хранятся в Театральном музее имени Бахрушина. Маля боялась опоздать к своему выходу, хотя он был в конце спектакля, и торопила отца. Уже тогда проявлялось свойственное ей чувство ответственности, которое в ней было развито очень сильно.
…Как-то после репетиции Феликс Иванович попросил своего приятеля, балетмейстера Льва Иванова, поставившего незабываемые «лебединые сцены» в «Лебедином озере», зайти к нему, объяснив, что хочет показать ему свою меньшую дочку и посоветоваться, что с ней делать. «Сошла с ума по балету, в театр не брать – плачет, а возьмешь – не спит целую ночь и все старается изображать из себя балерину», – говорил Кшесинский. Придя к нему, Лев Иванович увидел одетого в балетный костюм семилетнего ребенка, который, никогда не учившись классическим танцам, с замечательной ловкостью и грацией выделывал всевозможные балетные па и принимал разнообразные, нередко весьма трудные позы. Удивившись и сам такому детскому увлечению, он всмотрелся в нее более пристально и тогда же решил, что это несомненное призвание. «Учить надо, – сказал Иванов Феликсу Ивановичу, – и учить немедленно. Такая любовь к танцам явление редкое, это несомненный талант, который необходимо развить. Ты увидишь, что она будет балериной и знаменитостью».
Сцена из балета Минкуса и Адана «Своенравная жена». Вторая
8 февраля 1898 г., в день 60-летия творческой деятельности Феликса Кшесинского [3] , газеты писали:
«Менялись балетмейстеры и балерины, уходили и приходили руководители театра, режиссеры и дирижеры, и только он по-прежнему оставался на своем посту, несравненный и поистине незаменимый».
3
Ему тогда было 77 лет.
Отцу ничего не оставалось, как вслед за старшими детьми отвести любимую дочь в балетную школу.
Дети Феликса Кшесинского
С детства Матильде хотелось быть лучшей во всем – побеждать в играх, выигрывать в спорах, отличаться в учебе, носить самые красивые платья, привлекать внимание взрослых и сверстников. Отчасти поэтому она и стала балериной. Ведь танцовщицы всегда находились на виду и имели массу поклонников. На выбор профессии повлияло и то, что Матильда родилась в артистической семье. Первой из детей Феликса Ивановича продолжила балетную традицию старшая дочь Юлия. Она была красавицей и так же, как и отец, с блеском исполняла характерные танцы. Очень талантлив и красив был и старший брат Матильды Юзеф, во многом похожий на отца своей статностью и влюбленностью в балетное искусство. Детям перешли по наследству и выдающийся талант отца, и отменное здоровье.
Ю. Ф. Кшесинская-первая
Театральное училище
В 1880 г., когда Мале исполнилось восемь лет, ее приняли в Императорское театральное училище, расположенное в огромном казенном здании на улице, которая так и называлась – Театральная. Строгий ансамбль зданий желто-белого цвета, построенных в стиле ампир, делал этот уголок одним из самых красивых в столице. В училище, где Матильда была приходящей ученицей, то есть жила у себя дома, а не в пансионе, Кшесинская приезжала в маленьком шарабане, запряженном пони, вызывающем любопытство у прохожих. Можно было отдать детей на полное казенное обеспечение с проживанием в училище – в бельэтаже располагались мальчики, этажом выше – девочки, – как делали многие родители. Однако Кшесинские пожелали, чтобы их дети оставались в семье, потому что считали: самое главное – это семейное воспитание.
Первые три года Матильда занималась в классе у Льва Иванова, в свое время предсказавшего ей блестящее артистическое будущее, но его уроки были настолько невыразительными и монотонными, что она умирала от скуки. Все незамысловатые движения, которые давал на уроке Иванов, были ей хорошо знакомы по занятиям дома, поэтому она часто отвлекалась и не слушала педагога. Лев Иванович не отличался фантазией, ограничивался стандартными замечаниями, вроде «Прошу вывернуть колени!», никогда ничего не исправлял и не оставлял учениц после уроков, даже если движения выполнялись неверно. И голос у него был ленивый и совершенно не вдохновляющий. Он сам аккомпанировал себе на скрипке, которую, как подозревала Матильда, любил гораздо больше своих учениц.
В 13 лет Кшесинская перешла в класс Екатерины Вазем, где разучивались гораздо более сложные движения. Вазем была педантичной и строгой. Ни одна ошибка не ускользала от ее зоркого взгляда, не то что в классе у Иванова. К Матильде она относилась благожелательно и только иногда делала ей замечание: «Кшесинская, не морщи, пожалуйста, лоб, а то состаришься раньше времени!» Но и в этом классе, по мнению Матильды, не было атмосферы творчества.
А вот класс Христиана Иогансона, у которого она начала учиться, когда ей исполнилось 15 лет, ей сразу же пришелся по душе. Обрусевший швед, много сделавший для развития русского классического балета, Иогансон был вдохновенным творцом-романтиком, в атмосфере уроков которого Матильда расцвела. Она не только почувствовала вкус к учению, но стала заниматься с настоящей страстью.