Матиуш на необитаемом острове
Шрифт:
Но однажды он встретился случайно с самым спокойным и приличным из них. Он так же, как Матиуш, часто ходил на берег моря, и не за тем, чтобы ловить рыбу, а просто так, посидеть. И когда он видел Матиуша, сразу уходил: наверное, не хотел ему мешать.
Они встретились неожиданно, почти столкнувшись на узкой тропинке.
— Здравствуйте, — сказал Матиуш.
— Здравствуйте.
— Хорошо в лесу.
— И тихо.
— Раньше на всем острове было тихо. Только теперь не так стало. А вы любите тишину?
— Люблю.
— Почему же у вас так шумно?
Вопрос,
— Как вас зовут?
— Стефан.
— Моего отца звали Стефан.
— Я знаю, я учил историю.
Слово за слово, Матиуш узнал о многих вещах.
Родители Стефана были бедны. Отец его лишился работы, поэтому Стефан поехал на остров, чтобы помочь семье, тяжелую работу он делать не может, у него больное сердце. Все жалование он отсылает отцу.
— Скучаете?
— Немного. Да что делать? Скучай не скучай, а приходится здесь жить.
— Ну, а другие?
— Про других не знаю. Один сирота, был в военном оркестре. Другой сын портного, в семье девятеро маленьких детей, бедность большая. Третий из деревни, хотел учиться, приехал в город, но не мог устроиться. Одного парнишку отчим прогнал из дома. Про других не знаю.
Не знает или говорить не хочет. «Разные люди есть на свете», — подумал Матиуш. И вдруг:
— Послушайте, Стефан, вы курите?
— Не курю.
— А дым вам не мешает, когда они курят?
— Мешает немного… — Стефан закашлял.
— Слушайте, вы можете спать у меня.
— Благодарю, ваше величество, только не стоит…
— Почему?
— Ребята будут дразнить.
— За что?
— Скажут, заискивает, подлизывается…
— Кто скажет? Все?
— Не все, но скажут.
— Ну и пусть говорят.
— Да нет, неприятно… Благодарю, ваше величество.
И он уже хотел уйти. Матиушу стало грустно.
— Почему вы уходите?
— Так. Увидят, станут дразнить.
— А теперь не дразнят?
— А за что меня дразнить? — почти с гневом сказал Стефан.
И ушел.
Матиуш огорчился, ему было жаль этого юношу. Что делать?
Домой возвращаться ему не хотелось, в лесу было тоскливо, а у моря теперь все время кто-нибудь шатается.
— Поеду к Але, — решил Матиуш.
Он пошел на берег, хотел сесть в лодку и увидел, что в ней нет весел. Матиуш отправился в комендатуру.
— Пропали весла.
— Сейчас найдутся, — сказал ротмистр. — Позвать ко мне стражу.
— Что вы хотите делать, господин ротмистр?
— Бить морду!
— Я не позволю!
— Тогда не будет весел.
Понурый, сгорбленный, пошел Матиуш домой.
— Ваше величество, одно весло я нашел, вон там, в кустах, — говорит Филипп.
— А другое?
— Другого нет. Но я спрошу у ребят, может, найду.
— Послушай, Филипп, это, наверно, ты взял весла.
— Я? — изумился Филипп, — Я? Клянусь Богом, не сойти мне с этого места, уверяю ваше королевское величество…
Но чем больше он уверял, тем больше Матиуш убеждался, что это именно он.
А тот ходит, бегает, будто бы расспрашивает. А вечером Матиуш услышал, как он рычал в соседней комнате:
— Это ты,
Матиуш прислушался, ждал, что ответит Стефан. Но тот молчал.
На следующий день пропала лодка. Оборвалась цепь. Лодку унесло в море. Наверно, ждут Але и Аля… Нет, не приедет Матиуш. Не приедет ни сегодня, ни завтра. Он вернулся в комнату, приготовил походный мешок. Еще сходит на гору, попрощается, а ночью в путь. Будь что будет.
Идет Матиуш на свою гору, но чувствует какую-то тревогу. Может быть, опять случилось что-нибудь плохое? Идет быстро, как будто хочет чему-то помешать или защитить кого-то… Что это? Он застиг на месте преступления Филиппа — он топтал кладбище Матиуша.
И тут вдруг случилось что-то, чего Матиуш сам не мог бы объяснить. В голове у него помутилось, в глазах потемнело. Кулаки сжались. Он замахнулся. Филипп поймал руку Матиуша. Но Матиуш был очень сильный. Он был взбешен и хотел драться. Несколько раз Филиппу удалось оттолкнуть Матиуша, но Матиуш схватил Филиппа за куртку и ударил так, что у того перехватило дыхание. Филипп наклонился, снова поймал руку Матиуша. Матиуш замешкался и тут получил первый удар. Теперь у Матиуша было право драться по-настоящему — до сих пор его останавливало то, что Филипп только защищался. Он прыгнул, но неудачно, отступил на шаг и вдруг всей тяжестью обрушился на врага. Филипп нагнулся, Матиуш ударил его в лицо, потом два раза в голову, сам получил несколько ударов, обхватил руками шею противника, бил его головой, пинал… Снова два раза ударил, получил два удара в грудь… Еще ударил, на этот раз в нос… И на растоптанное кладбище Матиуша брызнула кровь. Опомнились.
— На, — Матиуш протянул носовой платок.
Распухшее лицо Филиппа было спокойно. Весело улыбаясь, он покачал головой.
— Не думал, что короли умеют так драться…
Матиуш понимал, что это только вступление к длинному разговору, и ждал.
— Ну, раз так, все скажу. Все, как есть. Ну вот, — дым пускал я, часы нарочно испортил тоже я. Я же и мух — целую горсть — бросил в суп, и лодку с веслами я украл. Мстил, издевался, потому что и надо мной издевались.
Филипп был отдан за кражу в исправительный дом, когда ему было десять лет. Плохо ему там было. Морили голодом, били. Все били, — и надзиратель, и стражник, и мастер, и староста группы. Кто был посильнее, велел себе прислуживать, мог бесчинствовать и сваливать вину на слабых, отнимал у них хлеб и сахар. Там он научился играть в карты, курить, сквернословить. Там научился мстить, тайком делать гадости, выкручиваться и оговаривать других.
— А что я сделал тебе плохого? — спросил Матиуш. — Почему ты мне вредишь?
— Сам не знаю. Меня злило, что один — король, а другой — вор. Хотел проверить, правда ли, что короли добрые, или это врут. Думаю, пускай король пожалуется ротмистру, чтобы нас высекли.
— Всех, и тебя тоже?
— Ну да, и меня. Большое дело. Это только с непривычки неприятно, а как привыкнешь, ничего.
— Послушай, Филипп, ты не сердишься, что я тебя бил?
— Да что это за битьё! Только в нос не надо бить.