Матрёшкино счастье
Шрифт:
Марина кивнула.
– Хотелось бы надеяться…
Неужели наступит это когда-нибудь в её жизни – белая полоса везенья и радости? С трудом верится, да ещё и на старости лет!.. Нет, вряд ли возможно такое. Надо уметь трезво смотреть правде в глаза: упустила она своё счастье, и, скорее всего, не видать ей его больше…
Но Катька молодец – умеет утешить. И почему они так надолго потеряли друг друга из виду? Марина только теперь осознала, что у неё практически нет подруг. Есть приятельницы, хорошие знакомые,
Как случилось, что вокруг неё образовался вакуум?
Катерина вдруг встрепенулась:
– Мотечка, у меня шикарная идея! Я всё придумала! Не хочешь менять работу – и не надо! Тебе надо перевести дух. Остановиться. Оглянуться. В общем, решение простое: декрет! Родишь мальчика, посидишь дома, отдохнёшь и будешь жить, как все нормальные люди! И перестанешь говорить о себе, что ты рыба и веник в углу! Ну как?
Глаза её блестели, ей показалась очень удачной эта идея.
Марина нервно засмеялась.
– Ты шутишь? Какой декрет в моём возрасте? Это говорить хорошо, а куда я с маленьким потом? Это ж не игрушка, а ребёнок! Что я ему дам? Мужа нет и не предвидится! Дочка на мне! Родители вообще в деревне!
Катя сочувственно смотрела на подругу.
– Моть, по-моему, ты себя накручиваешь. Я так понимаю, кризис у тебя, а тут перемена участи. Судьба. Может, воспользоваться надо? Я бы на твоём месте с удовольствием в декрет сходила…
– Ну, вот ты на своём и сходи!
– Мотя! Но я же серьёзно!
– И я серьёзно! Как я могу родить? На какие шиши? Кто нас содержать будет? «Перевести дух, остановиться, оглянуться» – отлично! Только чем я двоих детей кормить буду, ты не подумала, нет? Знаешь, я, может тоже хотела бы, как в той песенке: «Когда б мы жили без затей, я нарожала бы детей от всех, кого любила, всех видов и мастей». Но мы, Катя, живём не в песне! И живём мы с затеями, да ещё с какими! И я не хочу всех мастей, не хочу «от всех, кого любила»! Не хочу, чтобы на меня показывали пальцем, чтобы соседи за моей спиной перешёптывались! Дети должны рождаться в семье, у них должны быть мама и папа! И мама должна быть не старуха, как я, а молодая женщина, неужели это не ясно?
Катя возмущённо замахала руками:
– Не сочиняй, пожалуйста, никакая ты не старуха. Старухи не рожают по определению, а если уж тебе, дурёхе великовозрастной, выпал шанс, так и воспользуйся им! – и плевать на соседей!
Марина помолчала, улыбнулась вымученно.
– Хорошая ты девочка, Катя. И ты отлично всё придумала. Тебе нужно быть писателем – у тебя получатся замечательные детские сказки.
Она встала.
– Пойдём, Катюш. У меня Машка там одна, а мне ещё в больницу собираться.
***
На улице уже почти стемнело, горели
– Ты что, Моть? Плохо тебе?
– Я боюсь, Катька. Вдруг со мной случится что?
– Ну, приехали! Что за настроение? Что с тобой должно случиться-то? У нас сейчас медицина на уровне, всё как надо сделают. Или ты передумала? Передумай, Моть, роди!
Марина замотала головой:
– Нет, что ты, исключено, я же сказала! Просто… Страшно мне, Катюш. У меня ведь Машка маленькая совсем. Если что – кому она нужна?
У Катерины едва не сорвалось с языка, что Маша не такая уж и маленькая, и что у неё есть и отец, и бабушка с дедушкой, и старшая сестра, – но всё же хватило ума промолчать. Она обняла подругу за плечи.
– Всё будет хорошо, Матрёна! Раз приняла решение – не трусь! Ну, а если страшно – сходи в церковь, свечку поставь! Хочешь, вместе зайдём?
Они как раз подходили к небольшой церкви. Заканчивалась вечерняя служба, из калитки потянулись на тротуар прихожане.
Марина опять замотала головой:
– Мне нельзя туда! Я же завтра…
Она не решилась возле храма произнести это страшное – и показавшееся вдруг таким грубым – слово «аборт».
Катя подумала и возразила:
– Это послезавтра будет нельзя! А сейчас пока ещё можно!
– Нет, не пойду. Какую свечку я должна поставить – за здравие или за упокой? Себе за здравие, ребёнку – за упокой? Чтобы завтра всё без осложнений прошло и не больно? Нет, Кать, нельзя!
– Ну ты, мать, даёшь! Это надо ж так сказать: за упокой!
Марина всхлипнула. Она разволновалась, раскраснелась, готова была вновь разрыдаться. Но – взяла в себя в руки, собралась, удержала душевное равновесие.
Они уже миновали церковную ограду, когда из калитки выбежала женщина в платке и, оглядевшись по сторонам, торопливо направилась им вслед.
– Подожди, милая! – позвала она Марину, схватив её сзади за рукав.
Марина опешила.
– Вы мне?
Женщина была не старая, в длинном одеянии, поверх которого на плечи было накинуто что-то стародавнее, не то салоп, не то тальма – Марина всегда путалась в названиях этих старинных нарядов; из-под платка выбивались лёгкие светлые пряди.
– Тебе, тебе, милая! Вот, держи! Это к именинам тебе!
Она что-то протягивала Марине.
– Вы меня, наверное, путаете с кем-то? Какие именины?