Матрица Апокалипсиса. Последний закат Европы
Шрифт:
Предпосылка лентяев, этих прирожденных метафизиков, Пустота является убеждением, обретаемым всеми славными людьми и профессиональными философами в конце жизни как бы в виде награды за выпавшие на их долю разочарования.
По мере того как мы освобождаемся от стыда за те или иные свои поступки,
Я постоянно веду уединенные беседы со своим скелетом, и вот уж этого-то моя плоть никогда мне не простит.
Что губит радость, так это отсутствие у нее неукоснительности; взгляните, как со своей стороны последовательно действует злоба…
Если ты хотя бы один раз был грустен без повода, ты грустил всю свою жизнь, не отдавая себе в этом отчета.
Я шляюсь в пространстве своих дней, как какая-нибудь проститутка в мире без тротуаров.
Заодно с жизнью люди бывают только тогда, когда изрекают – от чистоты сердца – банальности.
Между Скукой и Экстазом развертывается весь наш опыт восприятия времени.
Ваша жизнь состоялась? Вы никогда не испытаете чувства гордости.
Мы за своим лицом прячемся, а сумасшедший своим лицом себя выдает. Он выставляет себя напоказ, доносит на себя. Потеряв свою маску, он выдает свою тоску, навязывает ее первому встречному, щеголяет своими загадками. Подобная нескромность раздражает. Поэтому совершенно нормально, что на него надевают смирительную рубашку и изолируют его.
Все воды окрашены в цвет потопления.
То ли от любви к угрызениям совести, то ли из-за своей черствости,
Становление – агония без развязки.
В отличие от удовольствий, страдания не ведут к пресыщению. Пресыщенных прокаженных не бывает.
Печаль – аппетит, который не в силах утолить никакое страдание.
Ничто не льстит нам так, как наваждение смерти: наваждение, но не сама смерть.
Часы, когда мне кажется бесполезным вставать по утрам, обостряют мой интерес к неизлечимым больным. Прикованные к своей постели и к Абсолюту, как же много они должны знать обо всем! Но меня сближает с ними лишь виртуозность оцепенения, лишь жвачка ленивого дремотного утра.
Пока скука ограничивается сердечными делами, не все еще потеряно; но стоит ей распространиться на сферу суждения – и с нами будет покончено.
Мы почти не размышляем, когда стоим, и еще меньше – когда идем. Именно из нашего упорного желания сохранять вертикальное положение родилось Действие; вот почему, дабы выразить свой протест против его преступлений, нам следовало бы подражать позе трупов.
Отчаяние – это нахальство несчастья, это своего рода провокация, философия для бестактных эпох.
Человек уже не боится завтрашнего дня, научившись черпать полными пригоршнями в Пустоте. Скука творит чудеса, превращая отсутствие в субстанцию; да и сама она ведь тоже является питательной пустотой.
Чем больше я старею, тем меньше мне нравится изображать из себя некоего маленького Гамлета. Теперь я уже даже не знаю, какими должны быть мои переживания перед лицом смерти…