"Матрица" как философия
Шрифт:
ДИАЛЕКТИЧЕСКИЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ
Теоретические положения учения Маркса частично опираются на диалектические принципы немецкого философа Г. В. Ф. Гегеля. С точки зрения марксизма диалектика — это теория эволюционного развития. Она основывается на идее Гегеля о том, что движущей силой человеческой истории является борьба противоположностей. Тот, кто мыслит диалектически, видит мир в постоянной эволюции. Более того, диалектики считают мир пространством, в котором противостояние всего — от отдельных молекул вещества до сложных идей — ведет к выходу на новый уровень самосознания и организации. Марксист Лев Троцкий в «Азбуке диалектического
Диалектическое мышление относится к вульгарному, как лента кинематографа относится к неподвижной фотографии. Кинематограф не отбрасывает простой фотографии, а комбинирует серию фотографий по законам движения.
Человек, мыслящий диалектически, верит, что каждый кадр связан с мировой сетью кадров, одновременно состязающихся за обретение смысла. Человек, мыслящий диалектически, никогда не принимает вещи «как есть», так как жизнь вокруг любой моментальной фотографии постоянно меняется; все «подвижно».
В «Матрице», «картине внутри картины», показано диалектически изменяющееся состояние ума Нео. Через фильм en abime [174] проходит череда отражений: темные очки, ложки, зеркало и даже дверная ручка квартиры Оракула. Отдельные отражения, или «неподвижные фотографии», складываются в «картину», накладывающуюся поверх основного течения фильма. Она изображает диалектическое развитие Нео, сопряженное с борьбой против существования в виде «коппертопа».
174
«У французов есть труднопереводимое выражение mise en abime; легче всего его объяснить описательно: это когда два зеркала находятся друг напротив друга, и отражения в обоих множатся бесконечно, уходя в глубину» (Мильчина В. Архив архивиста [В. Э. Вацуро: материалы к биографии] // Новое литературное обозрение. 2004. 6). — Примеч. пер.
Две сцены первой половины фильма — «Вниз по кроличьей норе» и «Реальный мир» — отражают путь Нео от недиалектического «колпертопа» до диалектически мыслящего бойца сопротивления. В сцене «Вниз по кроличьей норе» мы видим отражение Нео в темных очках Морфеуса. Нео еще не сделал выбор. Красная и синяя таблетки лежат в протянутых руках Морфеуса. Одинаковые отражения Нео в обеих линзах являются символом недиалектической жизни «коппертопа». Подобно фотографии, Нео — один и тот же человек в «рамках» обеих линз. После того как Нео выбирает красную таблетку, его отражение начинает меняться. Прежде чем попрощаться с Канзасом, отражение Нео в зеркале распадается на фрагменты: начинается диалектическое путешествие. Далее, в сцене «Реальный мир», полностью оформляется диалектическое различие между миром иллюзий Матрицы и реальным миром. «Двойное изображение» Нео изменилось. Когда Морфеус показывает Нео батарейку, изображение в линзе, где раньше отражалась синяя таблетка, меняется. Теперь там отражается «коп-пертоп». В другой линзе отражается «реальный» Нео. Теперь Нео мыслит диалектически. Его путешествие началось.
По ходу фильма отражения Нео иллюстрируют его попытки примирить две противоположные стороны своей личности. Он стремится согласовать противостоящие друг другу отражения жизни: жизнь в Матрице и жизнь в «реальном мире». Следуя в этом направлении, похожая на переход в нирвану трансформация Нео в «Избранного» может быть истолкована
САЙФЕР И ТОВАРНЫЙ ФЕТИШИЗМ
В сцене «Сделка о блаженстве» Сайфер сидит за столом а ресторане напротив агента Смита. Он сосредоточенно нарезает большой, сочный кусок филе. Слышен звук ножа и вилки, перемещающихся по изящной фарфоровой тарелке, в стакане нежно шепчет красное вино. Сайфер готов к измене. Ему надоела жизнь солдата сопротивления. Проведя без малого десять лет на «Навуходоносоре», он сдался и теперь хочет продать всю команду за шанс вновь стать «коппертопом», подключенным к Матрице. Агент Смит задает последний вопрос, но, прежде чем ответить, Сайфер говорит:
Я знаю, что этот бифштекс не существует. Я знаю, что когда кладу кусочек в свой рот, Матрица сообщает моему мозгу, что он сочный и вкусный. Знаете, что я понял за девять лет? Неведенье — это блаженство.
Последние слова Сайфер произносит, откусывая филе. В конце сцены вертикальные струны арфы превращаются в вертикальные линии безликого зеленого кода, бегущего вниз на мониторах «Навуходоносора».
Сайфер прекрасно сознает бессмысленность бифштекса, который он ест. Он знает, что его не существует. Следуя терминологии марксизма, бифштекс—это товар, а блаженство, которого жаждет Сайфер, — это товарный фетишизм. В главе «Товарный фетишизм» в первом томе «Капитала» Маркс пишет:
Итак, откуда же возникает загадочный характер продукта труда, как только этот последний принимает форму товара? Очевидно, из этой самой формы. Равенство различных видов человеческого труда приобретает вещную форму одинаковой стоимостной предметности продуктов труда; измерение затрат человеческой рабочей силы их продолжительностью получает форму величины стоимости продуктов труда; наконец, те отношения между производителями, в которых осуществляются их общественные определения труда, получают форму общественного отношения продуктов труда.
В этой главе Маркс описывает типичные отношения между нами, трудящимися всего мира, и производимыми нами продуктами. Некоторые термины, используемые Марксом, не сразу становятся понятны, например «продукт труда» и «отношения между производителями». Однако все проясняется после разбора основных понятий. Маркс считает, что любой товар в мире — автомобили, компьютеры, программное обеспечение, обувь, мебель и книги — существует только потому, что кто-то использовал для их создания свою «энергию труда». Даже деньги, которые нужны нам для покупки товара, — часть чьего-то труда.
Проблема в том, что мы, работники всего мира, «фетишизируем» приобретаемые товары. Другими словами, мы часто не видим того факта, что товары, которые мы приобретаем, произведены такими же людьми, как мы. Обувь, которую мы покупаем на заработанные деньги, сделана рабочими для рабочих. Мы часто слышим рассказы о нещадной эксплуатации азиатских рабочих, но все равно покупаем кеды любимой марки. Мы едем в машине на свою работу, не думая об условиях труда рабочих, собравших эту машину. Игнорируем мы эти отношения или нет, каждый из нас в той или иной степени подвержен «товарному фетишизму».