Матрица Скалигера
Шрифт:
Дело даже не в том, что военная организация общества, экономически и культурно неразвитого, заведомо уступает в этом плане своему более развитому соседу. А в том, что сама идея подобной военной экспансии в таком обществе появиться просто не может.
Скотоводы–кочевники, населявшие азиатский восток в XII веке, вели сравнительно примитивный образ жизни. Не было не только государственности, но и каких–либо социальных институтов, поскольку в таковых не было нужды. Единственное, что было нужно представителю того общества, — уйти с семьей подальше от соседей, уйти туда, где есть свободные пастбища, способные прокормить домашний
Города и образ жизни их обитателей остаются чужды кочевнику. Это совершенно другой мир, мир сверхсуществ, имеющих вещи, потрясающих воображение. Любопытно, но непонятно, как можно в этом жить, и как это может накормить. А потому это не может удовлетворить его потребности и, следовательно, хоть как–то мотивировать на силовое присвоение материальных и культурных ценностей города.
Никакая одиозная личность, пусть даже среди кочевников и авторитетная, не сможет увлечь их общество идеями завоевания более развитых оседлых соседей. Чтобы выжить, они расселяются, а тут надо, наоборот, собраться. Никто не откликнется, ведь цель такого мероприятия довольно туманна, а перспектива голодной смерти очевидна.
Однако историки нас уверяют, что кочевники, оставив свои семьи, скарб и землю организовались в многотысячные армии и совершили уникальный по масштабам военный поход на запад. Ни русские дружинники, ни европейские рыцари не смогли дать отпор странному агрессору, который только жег, разрушал и убивал. Не создавая никаких колоний, не закладывая основ для будущей экономики, не делая ничего конструктивного для своего народа, это войско с маниакальной одержимостью дошло до центра Европы, а затем по таким же непонятным причинам откатилось назад, создав на полпути к дому государство Золотая Орда.
То ли тяжелая дань, собираемая на Руси, давала возможность существованию странному государству татаро–монголов, то ли, наоборот, их государственная машина сделала возможным сам сбор этой дани — в любом случае экономические основы завоеваний и новой жизни кочевников необъяснимы. Чтобы сделать эту историю более правдоподобной, ученые стали рисовать их воинов с вооружением и в доспехах, не уступающих лучшим образцам русского оружейного производства. А по науке управления государством безграмотные скотоводы даже превзошли русских, накапливавших этот опыт не одно столетие.
Однако ни вопрос о современном оружии, которое при отсутствии промышленности просто не может быть получено, ни вопросы о военном и управленческом искусствах, об экономике, которые при отсутствии необходимых институтов также не могут появиться, не являются основной причиной сомнения в достоверности этой истории. Хотя, в принципе, и этого уже достаточно. Дело еще в том, что оружие, технологии или науки, случайно став чьим–либо достоянием, сами по себе не мотивируют их обладателя на их применение. Не инструмент является причиной деятельности, а наоборот, деятельность, с ее мотивом и целью, рождает необходимый инструмент. А потому даже завалив оружием, учителями и учеными бедных кочевников, дождаться мало–мальского татаро–монгольского гнета на Руси было бы невозможно.
У отсталого народа неразвито все: экономика, науки, искусства, социальные отношения. Для того чтобы что–то развивалось, необходимы две вещи:
Военное искусство здесь не исключение, и развиваться оно может только наряду с другими искусствами и науками. То есть для него справедливо все то, что написано чуть выше. Никак оно не может появиться раньше. Любые науки, в том числе и военные, развиваются людьми, у которых актуализирована потребность в самореализации. Согласно иерархии потребностей это ее самая последняя, высшая ступень. Это означает, что общество, в котором распространены мотивы самореализации и самоактуализации, уже достаточно развито. В Европе того времени такие общества были, а вот в глуши Забайкалья нет. Вот почему все военные достижения набежавших в Европу диких орд являются исторической выдумкой.
Когда сталкиваются интересы народов, стоящих на разных ступенях культурного развития, побеждать будет всегда более развитый. Не только потому, что он имеет во всем превосходство. А еще и потому, что менее развитый не является источником конфликта, он его не предвидит, а потому и не готов к нему. Он не видит тех реальных или потенциальных богатств, являющихся ценностью для его более цивилизованного соседа, живя в более скромном по своим притязаниям мире. А потому не он придет, а к нему придут.
Картинка из школьного учебника, на которой монгольский воин лихо карабкается по штурмовой лестнице на крепостную стену русского города, может годиться лишь для художественной литературы. В реальности же кочевник, добравшийся до города, испытывал бы благоговение, стоя перед крепостными башнями — чудом и могуществом чужого народа. И ни по каким лестницам и стенам он не лазал бы. Это здесь только ему показали бы, что это такое, и как этим и много чем остальным можно пользоваться. Понял бы он не все, запомнил бы еще меньше — ведь в его жизни это вряд ли пригодится. Он поменяет принесенные с собой шкуры на уздечку для своего коня и уйдет обратно, унося с собой не желание вернуться и пограбить, а чувство уважения и страха. Это — психология.
Средневековые разрушительные нашествия азиатских орд — это прямое продолжение античных нашествий варваров. У тех картина та же — не имеющие государственности, малокультурные народы и племена без конца прорываются через границы империй, громят железные легионы, жгут, разоряют, уничтожают. Все та же немотивированная агрессия, и опять неандертальцы побеждают кроманьонцев.
Настоящее варварство в смысле уничтожения материально–культурных ценностей появилось относительно недавно. Оно возникло тогда, когда враждующие стороны осознали, что успех приносят победы не только на военном фронте, но и на идеологическом. А чтобы победила новая идеология, нужно уничтожить старую. И вот стали взрываться архитектурно–исторические памятники, религиозно–культовые сооружения, сжигаться книги и т. д. Варварство — это продукт цивилизации. И у варвара всегда есть мотив.