Мату-Гросу
Шрифт:
Поэтому мы были ошеломлены, когда однажды очутились в доме у дороги и взяли в руки высокие прохладные стаканы, звенящие от набитых доверху кубиков льда. А пили мы виноградный сок. Стол, на который можно было опустить стакан, твердо стоял на всех четырех ножках, под которыми был пол из керамических плиток. Мы сидели не на земле или ящиках, а в аккуратных чистых новых алюминиевых шезлонгах. Ноги человека, которому мы задавали вопросы, были надежно обуты в блестящие черные кожаные ботинки, доходившие до икр. На стене, за его головой, были прибиты оленьи рога, как в замке какого-нибудь барона. Здесь же находилась его элегантная жена, готовая хоть сейчас лететь в Бананал на уик-энд, улыбающаяся, в больших цветных очках, с ярко окрашенными волосами. Это хозяйство ни капли не походило ни на одно из мест, которые мы посещали. Это была фазенда «Суя-Мису».
Везде, где много наемных рабочих, есть gerente,или
Владельцем «Суя-Мису» был доктор Эрминио Ометто. Его семейству принадлежат тринадцать сахарных заводов, которые поставляют тридцать пять процентов сахара, потребляемого быстро растущим населением штата Сан-Паулу. Отец доктора Ометто, итальянский иммигрант, приехал в Бразилию ни с чем. Первое знакомство этого иммигранта с сахаром произошло тогда, когда он засеял сахарным тростником сорок гектаров, и с тех пор состояние семейства непрерывно возрастало. Часть его денег и энергии были обращены в 1962 году на Мату-Гросу, когда он купил участок земли в четырехстах километрах к северу от Шавантины и примерно в ста десяти километрах к юго-западу от Сан-Фелиса. Так случилось, что эта земля оказалась прямо у новой дороги, которая должна связать оба города. Площадь участка была 300 000 алкейре, по цене около 1,25 нового крузейро за алкейре.
Такие единицы измерения, как площади, так и денег, нуждаются в пояснении. Беда с алкейре как единицей измерения в том, что величина ее меняется от штата к штату. В Мату-Гросу ее часто принимают равной пяти гектарам. В Сан-Паулу и на фазенде доктора Ометто ее считают за 2,2 гектара. В экономике с бурно растущей инфляцией беда с деньгами заключается в том, что цены из года в год изменяются драматически. Крузейро был основной денежной единицей, но инфляция сильно уменьшила его стоимость. Положение его укрепилось в 1967 году, когда у него убрали три нуля, которыми его снабдила инфляция. (Бразилия проводила такой маневр не в первый раз.) За ночь тысяча старых крузейро стали официально одним новым крузейро (или конто), и эти обе разновидности до сих пор еще трудно разъединить, поскольку еще много находится в обращении старых банкнот или они имеют надпечатку. Гораздо труднее — учитывая переменную величину алкейре и неустойчивость денег — выяснить, сколько же было уплачено за гектар. Тем не менее, по большинству стандартов, покупная цена фазенды «Суя-Мису» крайне низка и составляет всего несколько пенсов за гектар. Платить такие деньги за пустыню, в которой установлено отсутствие каких-либо ископаемых, возможно, разумно. Заплатить же ее за землю, на которой уже мог расти тропический лес, весьма примечательно.
Работы на фазенде «Суя-Мису» (названной так в честь реки, протекающей западнее ее территории) начались в 1964 году. В этих местах жила кучка индейцев шаванте, которые и были переправлены с большой поспешностью по воздуху в миссию Сан-Маркос. Других индейцев в окрестности не было, и работы могли вестись без каких-либо помех. Самым удобным пунктом доступа в то время был Сан-Фелис (который недавно возник на западном берегу реки Арагуая), а заключительную часть пути проделывали пешком. Поскольку жителей в этой местности не было, всю рабочую силу пришлось привозить из других мест. Как и на фазенде доктора Паулу, расположенной южнее, а также на любом другом участке, первоочередная задача состояла в том, чтобы начать рубить лес.
Gerente (управляющий) считает, что одному человеку требуется сорок семь дней на то, чтобы вырубить одну алкейре. Следовательно, один топор в руках хорошего лесоруба, которому платят сдельно, может за этот срок вырубить около двух гектаров. В самые сухие месяцы, с апреля по август, на фазенду дополнительно нанимают двести
В конце пятого года большая часть расчищенной земли была засеяна травой, которая так хорошо растет на выжженной земле у корней сгоревших деревьев. Во всех уголках поместья можно встретить напоминания о том, что здесь раньше был лес в виде обнаженных стволов деревьев, все еще стоящих там, где они прежде пышно росли. Мрачно возвышались они над длинными пучками травы, которая не могла скрыть всех этих пней и обломков деревьев, не уничтоженных ежегодными пожарами. Конечно, посадочная площадка была расчищена полностью, как и жилая территория, коррали и дороги, но остальная земля, пригодная теперь для выпаса скота, сохраняла все признаки недавнего уничтожения леса.
К тому времени, когда были расчищены первые 12 000 гектаров, на них паслись пятнадцать тысяч голов скота, воздавая должное как питательным свойствам посеянной травы, так и энергии, потребовавшейся на создание такого стада. Правда, часть животных паслась также на некоторых нетронутых участках серрадос. Животных на фазенду перегнали в основном с востока, но проводилась также экстенсивная программа их разведения, и менее многочисленные стада годовалого скота свидетельствовали о том, с какой скоростью она осуществляется. Перегонявшийся скот доходил в сухой сезон до реки Арагуая, где его ставили плотно на паром (исходя из того, что передвигающийся груз опасен, а если скот стоит достаточно тесно, то он двигаться не сможет) и выгружали в нескольких километрах южнее Сан-Фелиса. За время дождливых летних месяцев земля по обоим берегам Арагуаи затопляется на таком большом расстоянии, что подобная перевозка становится невозможной. Наиболее подходящее для этого время — середина зимы, и некоторые участники экспедиции наблюдали подготовку к принятию стада в четыре тысячи голов, что должно было увеличить поголовье с пятнадцати тысяч до еще более внушительной цифры девятнадцать тысяч.
Как только скот переправят через реку, вакейрос [9] фазенды «Суя-Мису» продолжают гнать стадо дальше. Прямого пути от реки к фазенде нет, и даже если бы он существовал или если бы скот погнали по дороге, идущей южнее Сан-Фелиса, перегон был бы затруднен из-за транспорта, едущего по ней. Вместо этого огромное стадо погнали по серрадос, и животные прокладывали себе путь среди ее разнообразной растительности и колючих пальм. Корова, забредшая в сторону дальше чем метров на сорок, может потеряться среди этой растительности, поэтому пастухам работы хватало вдоволь, но они справлялись с ней отлично. Они разъезжали или на маленьких лошадках, или на крупных мулах, причем последние, по-видимому, лучше выбирали для себя надежную дорогу среди растительности. Скот предпочитал оставаться в стаде без всяких усилий со стороны всадников на мулах. Следует сказать, что ни одно животное не было потеряно, а любое отбившееся пастухи быстро находили.
9
Пастухи.
Все животные были с отвислыми ушами и толстыми складками кожи на шее и — по крайней мере, для европейского глаза — с менее привлекательной внешностью, чем европейские коровы. В основном это были зебу, которых местные жители относят к породе nellore, но первоначальная чистота породы, видимо, давно утеряна вследствие неразборчивого скрещивания. Тем не менее в результате получились выносливые животные, удивительно невосприимчивые к болезням. У животных часто можно заметить длинные шрамы или открытые раны, а иногда встречались животные и без уха, но все это представляло собой лишь характерные опасности существования в столь первобытных условиях. У управляющего был ветеринарный справочник, на страницах которого он усиленно старался найти carbunculo simpatico(нам потребовалось немало времени, чтобы понять, что он имел в виду сибирскую язву), однако в поместье не было ветеринара и даже не планировалось завести хотя бы одного. Подобная роскошь, или даже врач для рабочих, или многие другие блага цивилизованного общества встречают яростное сопротивление исходя из финансовых соображений.