Мауи и Пеле держащие мир
Шрифт:
— Знаете, — сказал Варлок, — один человек, которого я очень уважаю, учил, что крупное конвейерное производство, это вообще ошибка цивилизации.
— Скорее всего, — ответил Метфорт, — этот ваш знакомый основывался на гуманитарных соображениях. Конечно, конвейер, это дегуманизация труда. Но в индустриальную эру конвейерное производство было прогрессивным. Другое дело — сейчас.
— Значит, — предположил Варлок, — сейчас что-то кардинально изменится?
— Нет, Ксиан. Все это уже было в позднем средневековье, когда цеха-общины боролись
— Но, — заметил Упир, — согласно Марксу, если меняется способ производства, то следом меняется вся социально-экономическая формация, включая надстройку.
— Разумеется, — невозмутимо подтвердил социальный философ.
— Минутку, — сказала Олив, — а если сортирный клапан применит управляемую войну?
— Конечно, ты права моя блестящая фруктовая мушка. Такая война неизбежна, как нам сообщает история. Но на этом экономическом фоне война уже не будет управляемой.
— А какой она будет? — спросил Варлок.
— Неуправляемой, — лаконично ответил Лукас Метфорт.
На яхте «Лимерик» шел семинар по философии. А на островке в северном углу лагуны Сувароу, в транзитной деревне, шел свой семинар — просто по жизни. Широкий навес из маскировочной сетки схемы «кустарник», прикрывал причальный пирс от наблюдения с воздуха (мало ли кто следит?) и защищал от палящего солнца. В его тени было по-своему уютно. Лучи света, проскакивающие сквозь ячейки, дробились на легкой ряби воды и на гладких корпусах двух маленьких автожиров, одного 10-метрового моторно-парусного катамарана, и еще одного необычного катера. Вроде бы, это был 5-метровый болид для морских гонок. Но, по бокам от его фюзеляжа, имелись короткие широкие крылья, что позволяло определить его, как аппарат приповерхностного полета, или — экраноплан.
Иаои, 17-летняя девушка-маори, за час обследовала этот болид-экраноплан, на котором прибыли трое гостей, и лаконично высказала свое итоговое мнение:
— Я врубилась, на что похожа эта модель! На личинку самолета!
— Вот это точно! — мигом оценила аналогию 18-летняя креолка Рут, которая потратила на обследование болида несколько меньше времени, и сейчас варила какао.
— Вы какую травку курите, а? — подозрительно поинтересовался Люггер, евро-гавайский метис среднего роста и плотного телосложения, лет немного старше двадцати.
— Хорошую, — невозмутимо ответила Иаои, — можем угостить.
— Это Люггер иносказательно спросил, — пояснил Тореро, иберийский креол, примерно ровесник Люггера, но несколько выше ростом и значительно более худой.
— Вы что, вообще травку не курите? — не скрывая удивления, спросила юная маори.
— Курим, — ответил Люггер, — но не в любой момент жизни. Сейчас мы, как бы, команда прикрытия доктора Упира, это, типа, боевая задача, а значит:
— Может, вам и какао нельзя? — ехидно спросила Рут, — Типа, наркотик.
— Что за херня? — Люггер даже выпучил глаза, — Какой еще наркотик?
— Теобромин, вот какой! — ответила креолка, — Эх ты, а еще ассистент доктора химии.
— Ага, поучи меня химии, — язвительно сказал он, — чтоб ты понимала: теобромин это не наркотик, а нейротропный алкалоид.
— Вот-вот, — поддержал Тореро, — а наркотики — это то, что записано в реестр UNODAC,
United Nations Office on Drugs and Crime. Такие дела, гло.
— Ты что, с Вануату? — отреагировала Иаои.
— Хэх! Почему ты так решила?
— Ну, — пояснила маори, — прикол от Джона Фрума: девчонки — гло, мальчишки — бро.
Он отрицательно покрутил головой.
— Мы с Люггером c Американских Гавайев, а с вануатианами подружились на войне.
— На какой войне? — спросила Рут.
— На самой золотой, — ответил Тореро.
— На партизанской войне за золото Папуа-Бугенвиля, e-oe? — догадалась Иаои.
— E-o, — сказал Люггер, — Ты выиграла приз. Возьми в багажнике шоколадку.
— Что? — возмутилась она, — За мою гениальную логику всего одна шоколадка?
— Ты, гло, сначала посмотри, какого размера та шоколадка, — предложил он.
Юная маори хмыкнула и снова полезла в кабину крылатого катера-болида, а еще через минуту появилась оттуда, держа в руках огромную таблетку, размером с колесо для скутера, завернутую в синюю фольгу с контурным портретом экзотически-красивой женщины средиземноморского типа, и надписью «Nefertiti-Haiti chocolate».
— Ни хрена себе, — оценила Рут, — в этом батончике два кило с четвертью, как-то так.
— Глаз — микрометр, — одобрительно отозвался Люггер.
— Вещь! — многозначительно сообщила Иаои, положив шоколадную «таблетку» в центр циновки, заменявшей кухонный стол, и крикнула, — Hei foa! Тут пять фунтов шоколада!
Адресаты этого возгласа — Темао, Лефао, Утахе, Фнир и Ормр — дремали, разлегшись на старом надувном рафте, уложенном на берегу у самого основания пирса. Информация о шоколаде явно их порадовала. Все дружно заворчали, а Утахе (выступив выразителем интегрального мнения) произнесла:
— Все не сожрите, фунта три оставьте.
— У нас таких шоколадок дюжина, — сообщил ей Тореро.
— Wow! Вы настоящие друзья, — ответила она, улеглась поудобнее, и снова задремала.
— Я уважаю наших ребят за твердые принципы, — объявила Иаои, — если уж они решили выспаться после ночной вахты, то будут спать, хоть что угодно им предложи.
— Это только мы с Иаои две такие отвязанные девушки-драконы, — добавила Рут.
— Девушки-драконы? — переспросил Люггер.
— Включи архив, бро, — сказал Тореро, — ты что, не помнишь религию Малколмов?