Маулихакти или Вернись ко мне!
Шрифт:
Только за последний месяц я пару раз чуть не попала под машину, просто потому что не заметила ее приближение. Все та же соображалка старательно предупреждала меня, что дело пахнет керосином, а еще больницей или даже крематорием. Я слушала, где-то внимала и старалась пить побольше кофе, отчего в последнее время стало покалывать в груди, точнее за грудиной, прямо по центру солнечного сплетения периодически кололо. Не сильно, не слишком больно, но кололо. Я даже автоматически проверяла пальцами это место, почему-то мне казалось, что там застряла булавка или канцелярский гвоздик, хотелось вытащить инородный предмет, и только убедившись, что ничего там нет, я вспоминала, что и быть не могло.
Джек
Грудь резко закололо. Я поморщилась и потянулась к источнику боли, слегка согнувшись. Расстегнув куртку, чуть помассировала место укола через водолазку. Ощущение послушно отступило. Да что ж такое-то?!
— Что, больно? — спросил кто-то.
Я подняла голову. На меня смотрела старческое лицо. Бабушка неопределенного возраста, но видно, что очень пожилая, с множеством мелких морщинок на лице. Добрыми, чуть снисходительными глазами и пухлыми, небольшими губами. Она была одета, в старую, всю в разноцветных заплатах душегрейку или фуфайку, такие вещи сейчас принято называть стеганными куртками, но мамина сестра носит именно такую и называет ее душегрейкой. Правда тетина вещь была приличной, по деревенским меркам, а эта… даже не уверена, что ее можно класть в качестве собачьего коврика. Слишком ветхая и грязная. Еще юбка в пол, я бы сказала цыганская, но на ней были вышиты явно славянские орнаменты, тогда как цыгане предпочитают цветочные мотивы. Юбка была подстать куртке, такая же грязная, в странных пятнах непонятного цвета. Еще на голове старушки был платок с такими же вышитыми орнаментами. Мне представился большой сундук, в который складывали приданное наши предки. Бабушка была явно одета из такого вот сундука или сошла с ленты советской сказки о змее Горыныче. Я опустила голову, уже готовясь увидеть лапти на ногах и рассмеяться в голос, но захотелось плакать. Из-под юбки выглядывали старые кроссовки. Эта картина быстро лишила меня всякой веселости. Это что же такое могло случится со старушкой, что она так выглядят и что она здесь делает так поздно? Ответ только один: нищета. Собирает старушка бутылки и мелочь по окрестным площадкам. Может гордость мешает делать это днем, а может мучает бессонница. Да какая, в сущности, разница? У нее явно никого нет и вещи эти скорее всего она сама шила или ее мать, а может и бабушка. Судя по виду фуфайки, не удивлюсь, если эти вещи еще войну пережили, закопанными в тот злополучный сундук, во дворе деревенского дома, чтобы мародерам или фашистам не досталось. Ощущение сказки и шутки быстро уступало место сочувствию и жалости.
Бабушка, понимающе улыбнулась и присела рядом со мной, а я пожалела, что не взяла с собой кошелек, уж очень хотелось помочь хоть чем-нибудь.
— Нет, не очень! — улыбнулась я. — Чуток ноет и все.
— А оно так и бывает, когда душа не на своем месте.
— Да. — согласилась я. — Узнать бы еще, где это место, а то живешь и не знаешь.
— Обычно все на своем месте! — уверенно заявила старушка. —
— Я избалованная, — вздохнула я. — Мне тоже кажется, что должно быть как-то по-другому.
— А как должно быть? — лукаво поинтересовалась старушка.
От ее интонации я рассмеялась.
— Не знаю, но мне кажется, иногда, что я не живу, а существую что ли…
— Бывает и такое. Все оттого, что душе не спокойно.
— Не слушайте меня. Это все от дурости, не умею ценить то, что у меня есть.
— Ты не права, деточка. Когда души не на своем месте, то страдают сильно, от этого никакая жизнь не в радость, даже если все ладно, будешь мучиться. Вот ты точно не на своем месте, поэтому и болит душа.
— У меня грудь болит. — поправила я.
— Болит она у тебя от памяти, забыть не может, вот и болит. А душа, она всегда к центру жмется, чтобы греть все тело и заодно подальше от головы быть, а то сильно они друг другу мешают.
— Очень может быть.
— Не на своем ты месте, детка! — уверенно заявила бабушка и хлопнула себя по колену.
— И что делать? — с какой-то странной надеждой спросила я. Мне вдруг подумалось, что сейчас она скажет что-то и меня осенит, а потом я буду благодарить Бога за эту встречу на скамейке.
— Это у тебя надо спросить! — рассмеялась она. — Если хочешь домой, туда, где твоей душе хорошо — это одно. А если хочешь привыкнуть, то надо просто терпеть и ждать. Душа, какая б не была, она ведь ко всему привыкает, только дай время.
— А если домой хочу? — в голову почему-то забрела мысль о смерти и могильном покое, который принято называть домом.
— Не все так просто. Твоя душа, она ведь не глупая, ведь выбор был. Не просто ж так она выбрала чужбину. Значит, были причины.
— Странные вещи вы говорите, — призналась я, окончательно переставая ее понимать. Чувствовалось, что она говорит очень умные вещи, мудрые вещи, а я просто молодая и не улавливаю сути.
Она внимательно на меня посмотрела, так внимательно, что я вздрогнула. Еще никогда я не видела такого взгляда. Часто в литературе встречаешь выражение: "он смотрел прямо в душу", но я всегда думала, что это красивая метафора для проницательного взгляда, а сейчас я уяснила, что никакая эта не метафора, а реальность. Я даже поверила в существование у меня души.
— Я думаю, — задумчиво начала она, не отрывая от меня глаз, — что тебе домой пора. Мала ты еще гулять где вздумается.
— Мне уже двадцать пять! — даже обиделась я, непонятно на что.
Она рассмеялась, причем так красиво, что я заслушалась.
— Да, тебе двадцать пять! — улыбнулась она, а потом нахмурилась. — Не только тебе плохо, детка. А я не люблю, когда плохо из-за помощи. Не правильно это, когда слово свое сдержишь, а тебе потом еще и боком оно выходит. Не по закону это. Ты, прости меня, потеряла я тебя, вот и мечется душа, по дому скучает.
— Что?
Она еще раз тепло улыбнулась, очень ласково, как умеют улыбаться только по-настоящему добрые люди.
— Интересная ты, есть в тебе что-то ладное. Ты только расти, люби, мудрей. Может еще и встретимся. А пока, прими мои благодарности. — Она чуть наклонилась вперед, а я вдруг поняла, что больше не слышу в ее голосе старческой хрипотцы. Теперь голос был явно молодым и… сильным. Да, пожалуй, это самое подходящее слово. В нем чувствовалась сила, какая-то потаенная мощь. Бывают такие люди, которые вызывают уважение одним своим видом и непоколебимой уверенностью, сейчас у старушки был именно такой голос, хотелось склониться в поклоне, как в древние времена.