Маурайская федерация (сборник)
Шрифт:
Голос ее, уже превратившийся в шепот, умолк; Ганна глядела на коралл, словно бы загипнотизированная. Он подумал, что, наверное, она была более откровенной, чем претендовала по скромности. Но он уже опасался чем-нибудь задеть ее – Ганна пробудила в нем глубокую симпатию – и надеялся познакомиться с ней получше, чтобы, быть может, преодолеть барьер верований, их разделявший.
Поэтому он произнес:
– Но об истинном вы мне не сказали, так ведь? – Она шевельнулась, ветерок прикоснулся к челке над ее лбом. – Конечно, я здесь чужак, – продолжил он. – И если я нарушаю ваше уединение,
– Нет, – возразила она. – Уединение среди нас ценится не так, как среди ваших людей, а вы к нему относитесь куда более спокойно, чем северяне, которые зачастую словно одержимы им. Здесь мы просто пытаемся соблюдать обыкновенную вежливость. – Она снова вздохнула. – Ну что еще сказать, Иерн? Не сомневаюсь, вас удивляет, почему я не замужем. Я намеревалась это сделать в Чай Ка-Гоу. Но перед этим побывала в Доме Откровения, не в качестве пилигрима или паломника, но в качестве ученицы и… пережила то, что сделало меня пророчиной. Он тоже был учеником, но озарение и власть чаще проявляются в женщинах, нежели в мужчинах, а он не рискнул жениться на такой… но не жалейте меня. Я уже говорила вам – жизнь неизмеримо богата… Геей и любовью тех живых существ, которых я знаю.
"Власть, – отметил Иерн. – Я слыхал, что их верховные адепты умеют читать мысли, ходить по воздуху, предвидеть будущее, подымать из гробов мертвецов. Суеверие? Я кое-что знаю о плодах, которые может принести углубленная тренировка. Я не смог бы стать Буревестником или спрыгнуть с парашютом из Скайгольма, если бы не тот старый сержант, что так безжалостно гонял нас, кадетов.
Но как я ненавидел его тогда! Безусловно, Ганна не принуждает своих учеников. Должно быть, она ведет их, открывает перед ними двери".
– Психическая сила, – проговорил он вслух, едва замечая это. – Если здесь не кроется нечто другое – абсолютная дисциплина и устремленность. Да, сила эта вселяет трепет… вдохновляет фанатиков.
Но мне понятен испуг обычного человека, боящегося жить с ней рядом.
Ганна повернула голову и обратила к нему раненый взгляд.
– Что вы, Иерн, разве я – фанатичка? Или у вас есть основания считать иначе? Разве я запрещаю вам иметь собственное мнение и выражать его… или сделать что-либо еще?
– Нет, речь не о вас, – быстро проговорил он. – Наверняка среди вас, провидцев, это не принято. Для этого – вы слишком близки к просветлению. Вас можно назвать своего рода святыми. («В противоположность нам, аэрогенам, зовущимся этим именем среди пейзан».) Но, быть может, ваши ученики, которые еще не зашли столь далеко, как вы, не ощущают себя в такой безопасности. Быть может, им приходится заставлять себя верить в Жизненную Силу, чтобы не утратить веру.
– Иерн, – обратилась она самым мягким голосом, – горечь говорит вашими устами, а не вы сами. Я симпатизирую вам: вы пережили тяжелый удар и потерю. Вы видите, как клонится к упадку ваша цивилизация, которая в свое время сослужила службу всему человечеству. Я не хочу сказать, что испытанное вами оправдано с человеческой точки зрения. Жизненная Сила – это также Heautontimoroumenos, Мучающий Себя. Я привыкла примиряться со всем, что происходит в жизни, и надеюсь, что вскоре и вы научитесь так поступать.
Вспыхнула
– Принять неизбежное? Но я не согласен – разве судьбу нельзя изменить?
Она произнесла слова мягко, поясняя и утешая:
– Геанство, если назвать этим именем трезвый взгляд на жизнь, распространяется по миру. А почему бы и нет? Что ужасного в мире любви, согласии человеческого тела, ума и духа с Единством Жизни… со всем существующим.
Ответ он позаимствовал у комментаторов, которых читал дома:
– Кто знает, что служит причиной тому – сама ли Вселенная или просто правительства монгов поддерживают движение жирными субсидиями?
Правящие классы за границей зачастую приветствуют геанство. Их народы теряют покой, затевают смуты, а геанство поощряет покорность; зачем тебе свобода или какие-то там права, если можно спокойно углубиться в свои собственные мысли. Впрочем, геанство способно послужить оружием против врага… Как я обнаружил на собственном опыте.
Облака, бросая тени на сад, пролетали над головой… наконец Ганна проговорила еще более мягким тоном:
– Иерн, вы мотылек… нет, ястреб, бьющийся в кровь о стеклянное окно.
Если бы вы только могли отодвинуть стекло в сторону… ведь за ним нет ничего – только будущее и свобода. – Она взяла его за руку. – Давайте переменим тему, у нас еще остались истинные сокровища друг для друга.
Он глотнул.
– Благодарю вас. Согласен.
Заметил: «Кровь монгов слабеет. Они потеряли волю к власти. Но древний воинский дух еще живет: пусть он и преобразился в стремление проповедовать. – Иерн посмотрел на женщину, сидевшую возле него. Во взгляде ее видны были забота, сочувствие и ни на йоту уступки. – Она – истинная дочь солдатая».
4
К четвертому дню Тераи едва мог владеть собой, да и Ваироа обнаруживал признаки беспокойства.
Не то чтобы их содержали в тяжелых условиях. Им предоставили пустовавший домик слуги – обставленный неприхотливо, но вполне пристойно. На еду и питье жаловаться не приходилось, хрустящие, обжаренные овощи и сыроватое мясо напоминали авайянскую кухню, травяной чай и крепкое пиво дополняли трапезу. Вооруженная охрана бдительно стерегла единственную дверь, но была настроена доброжелательно и охотно вступала в разговор на англише. Ежедневно, под удвоенным караулом, задержанных выпускали наружу – погулять час-другой; частенько прогулка заканчивалась гандбольным матчем с собственной охраной. Им предоставляли все развлечения: карты, шахматы, го… и любые книги, которые они могли пожелать. Маураев заверили в том, что легат не замедлит с прибытием и оговорит условия их освобождения.
– Вся беда в том, что Микли – свинья, – с самого начала бурчал Тераи.
Ваироа кивал полосатой головой:
– В кабинете он держался напряженно, но уверенно. Я ощущал это. К сожалению, он не субвокализирует, а язык его характерен лишь для него самого. У меня нет ключа к его думам.
– У него есть план, – грохотнул Тераи смешком. – Ронику он отослал не затем, чтобы досадить ее любовнику. В подобном случае она бы ему все уши пообрывала… Но что же он поручил ей тогда?
– Передать агенту Союза просьбу о помощи.