Маяк
Шрифт:
– Опять порвёт на куски и скормит собакам? – прогудел слуга, удаляясь в дом.
– Ну да. Бедные собаки. Хоть бы проявил какую-то оригинальность. Никакой фантазии! Так, ну и обычные ложные обвинения мне в рыло. Пожёг, поел, убил, отобрал, забрал силу. Скукота! Он перестаёт меня веселить, этот недоумок барон. Не люблю, когда творческая личность вдруг останавливается в развитии и зацикливается на одном и том же. Ладно, выкинь эту чепуху и убери там мочу после пацана, пожалуйста.
Ещё пару минут шаман снова посидел на крыльце, глядя на облака. Он чувствовал слабость
– Что у нас сегодня ещё? – спросил он тихо. Напрягаться не было смысла, потому что слуга услышал бы его шёпот и за километр.
– Беременная гулящая девка из деревни. Из простолюдинов. Дочка торговца.
– Так, с него мы сдерём втридорога. Ещё?
– И хворая дочка мельника.
– Мельника?! – шаман забеспокоился, вскочил на ноги и поспешил в дом. – С этого надо было начинать! А что с ней?
– Помогала матери стирать на реке, упала с мостков и простудилась. Лежит в жару уже несколько дней, и деревенский знахарь-коновал скоро успешно отправит её к их богам.
– Плохо, очень плохо! – воскликнул шаман, снимая надоевшую волчью шкуру и меховые штаны. – Фу, запарился совсем, вся задница вспотела. Мне всегда очень нравился этот работящий и честный человек. Просто алмаз в этой куче говна. Собирайся, навестим деревню прямо сейчас.
Без колдовской одежды он оказался совсем молодым и гораздо более стройным.
Шаман прошёл за полог, где на вешалках висели в ряд несколько ритуальных и повседневных комплектов колдовской одежды для разных церемоний. Он снял с крючка и надел на серое нательное бельё тёплую длинную рясу из тёмно-синей шерстяной ткани. На голову натянул шапку с острыми голубыми перьями и клювом всё той же несчастной тропической птицы, которую пришлось убить ради эффектного наряда.
– Взял всё необходимое для простудных заболеваний?
– Конечно, – откликнулся слуга, который уже закончил мытьё полов после посетителей и теперь проветривал помещение.
– Когда же они научатся мыться? – риторически спросил шаман, принюхиваясь. – Иногда еле сдерживаюсь, чтобы не вырвало. Если бы не ароматическая смола, совсем хана была бы.
– Боги им не разрешают, – прогудел слуга. – Всё готово.
До деревни они шли пешком. Конечно, можно было бы добраться и гораздо быстрее, если бы шаман сел на спину верного слуги, но сейчас ему хотелось пройтись по весеннему лесу и почувствовать своё тело заново после долгой тяжёлой болезни.
На деревьях набухали первые почки, вовсю журчали ручьи, трава пёрла со всей силы. Оголодавшие белки рыскали по соснам, иногда между деревьями показывались пугливые пятнистые олени, а возле реки шаман даже встретил лосиху с детёнышем. Вид пробуждающейся природы дарил ему хорошее настроение и наполнял новой надеждой, что главное желание рано или поздно обязательно сбудется.
Слуга просто шагал рядом, безучастно глядя по сторонам. Чувств он не испытывал и природой любоваться не был способен, но его присутствие рядом с шаманом гарантировало безопасность, потому что многочисленные чуткие глаза видели весь
У делянки лесника шаман приосанился, напустил на лицо строгое и надменное выражение. Войти в образ окончательно ему помог выкрашенный в синий цвет посох, который передал слуга. Шаман вздохнул от того, что на несколько ближайших часов ему придётся снова быть не самим собой.
Детвора лесника уныло ковырялась в дровянике, складывая попиленные с осени чурки в сани. Сам лесник поправлял упряжь на лошади, изредка покрикивая на детей. Завидев шамана, они все затихли и стали совершать руками характерные движения вокруг груди, прося богов защитить их от его недоброго колдовства.
– Какое убогое мракобесие, – вздохнул он еле слышно. – Как можно жить так глубоко в суевериях.
– Однако именно их суеверность и защищает тебя от расправы.
– От расправы меня защищаешь ты, – справедливо возразил шаман, глядя строгими глазами на детей.
– Мойте руки перед едой! – крикнул он им. – И не жрите сырого мяса!
– Святотатство! – ответил лесник, посылая правой рукой проклятие в сторону своего опасного соседа.
– Всё бесполезно. Это же их культура, – хмыкнул слуга.
– А то я не знаю, – чуть сварливо пробубнил шаман, выходя на грунтовую дорожку, протоптанную между деревьями лесником и его семьёй. – Припомни, когда мы сюда явились, тут каждый был с глистами. Прямо повальная эпидемия паразитов. А теперь-то благодаря мне уже половина чиста.
Оставшийся путь до деревни пролегал между полями, на которых как раз трудились пахари. Унылые лошадки, оголодавшие и исхудавшие после скудного зимнего питания, тащили за собой плуги и поглядывали жалобными глазами в сторону сочной травы, колышущейся на краю поля. Следом за плугом шагали женщины и дети, разбрасывающие зерно.
– Ведь это поле надо было оставить под пар! – воскликнул шаман раздражённо. – Сто раз же объяснял, что силу у земли отбирают не ведьмы, а они сами ежегодными посадками! Тупицы.
– На дереве лучник, – перебил его слуга. – Тридцать два метра.
– По мою душу? – подобрался и насторожился шаман.
– Нет, смотрит в сторону перевала. Их тут по кромке поля шестнадцать человек.
– Ждут кого-то? – удивился колдун. – Неужели барону из соседней долины опять неймётся. Тогда нам лучше поторопиться. Не хочу попасть в гущу бойни. Пусть это без меня.
В деревню они вошли с сохранением всего положенного антуража. Слуга старался греметь и гудеть как можно громче, а шаман торжественно и злобно стучал металлическим наконечником посоха по камням мостовой и позванивал колокольчиками, которые извлёк из кармана. Детвора разных возрастов сразу высыпала им навстречу. Были они более общительными и открытыми, чем взрослые, поэтому в их глазёнках шаман читал не злобу и ненависть, а интерес и любознательность.
– Ко мне, юные отроки! – громогласным басом строго призвал шаман, хотя его глаза блестели от радости и удовольствия.