Чтение онлайн

на главную - закладки

Жанры

Маяковский начинается
Шрифт:
Стихи и брошюры, Некрасов и Бебель, тюремных проверок вседневная явь; не хочешь попасть в эту нежить и небыль — возьми себя в руки, мозги себе вправь. Ему присылали открытки: Билибин — узорные блюда, каличий костыль; он их перечитывал, безулыбен, вдвойне ненавидя их паточный стиль; они здесь вдвойне ему были похабны, — искусства, допущенного в тюрьме, собольи опушки, секиры, охабни: весь ложноклассический ассортимент. А люди вокруг торговали, служили, и каждый из них что-то смел и умел; им бабушки знатные ворожили, им слава сияла и город шумел. И
вот он выходит.
Но что это з'a люди? Хоть глуп, да богат, хоть подлец, да делец. С такими скорее, чем брюки, засалите всю юность об жир их обвисших телес.
Такие — с пеленок, от самой купели и вплоть до отхода в последний ко сну — считали, тупели, копили, скупели, превыше всего почитая казну. С такими молчать, обвыкать, хороводиться? Сносить их полтинничный град оплеух? Так пусть уж живот подведет безработица, чем блеск их зубов, их искусств, их наук! Москва колотила в булыжник копытами, клубилась в дымках подгородних равнин, шумела, гремела грошами добытыми, поты выжимая из мастеровни. И вот он выходит: большой, длиннолапый, обрызганный ледниковым дождем, под широкополой обвиснувшей шляпой, под вылощенным нищетою плащом. Вокруг никого. Лишь тюрьма за плечами. Фонарь к фонарю. За душой — ни гроша… Лишь пахнет Москва горячо калачами, да падает лошадь, боками дыша.

ПРОБА ГОЛОСА

Окном слуховым внимательно слушая,

ловили крыши — что брошу в уши я.

А после

о ночи

и друг о друге

трещали,

язык ворочая —

флюгер.

Маяковский, «Люблю»
Едва углядев это юное пугало, учуяв, как свеж он и как моложав, Москва зашипела, завыла, заухала, листовым железом тревогу заржав. Она поняла — с орлами на вышках, — что этот не из ее удальцов; что дай ему только бульварами вышагать, и — жаром займется Садовых кольцо. Она разглядела, какие химеры роятся в рискованном этом мозгу… И ну принимать чрезвычайные меры: круженье и грохот, азарт и разгул. Она угадала, что блеском вожацким лишь дай замахнуться перу-топору — поедут по площади Минин с Пожарским, и вкось закачается Спас на Бору. Лишь дай его громкосердечной замашке дойти до лампадного быта — жирка, все Вшивые горки и Сивцевы вражки пойдут вверх тормашки в века кувыркать! Тут — первогильдейский в ореховой раме мильон подбирает не дурой-губой, а этот — сговаривается с флюгерами и дружбу ведет с водосточной трубой. Тут — чуйки подрезывать фрачным фасоном, к Европе равняться на сотни ладов, а этот — прислушивается к перезвонам идущих до сердца страны проводов. Она поняла, что такого не вымести, не вжать, не утиснуть в обычный объем; что этакой ярости и непримиримости не взять, не купить ни дубьем, ни рублем; что, как ни стругай его, — гладок и вылощен, не сядет он с краю за жирный пирог… И вот его в Строгановское училище засунула: в сумрак, в холсты, за порог. Авось! — полагала премудрая старица, — как там ни задирист он, как ни высок, — в художествах наших он сам переварится и красками выпустит выдумок сок. Бросай под шаги ему камни и бревна, глуши его в звон сорока сороков, чтоб елось несытно, чтоб шлялось неровно, чтоб спалось несладко и неглубоко. Но нет, не согнуть его выдумке немощной и будущностью не сманить на заказ, и если наряд выполашивать не на что, он рвет на рубаху московский закат. И желтая кофта пылает над ночью топочущей тупо толпы
сюртуков;
и всюду мелькают веселые клочья, и голос глушит перезвон пятаков. (Но стоп! Вы вперед забежали в азарте; перо обсушите и спрячьте в ножны; вы повесть на мелочь не разбазарьте, хотя и детали здесь — кровно важны.)
Светлее, чем профессора и начальники, плетущие серенькой выучки сеть, ему улыбаются маки на чайнике и свежестью светится с вывески сельдь… Он все это яркое взвихрил бы разом; он уличной жизнью и гулом влеком… И тут он знакомится с одноглазым, квадратным и яростным Бурлюком. То смесь была странного вкуса и сорта из магмы еще не остывших светил; рожденный по виду для бокса, для спорта, он тонким искусствам себя посвятил. Искусственный глаз прикрывался лорнеткой; в сарказме изогнутый рот напевал, казалось, учтивое что-то; но едкой насмешкой умел убивать наповал. Они повстречались в училище… Сказку об них бы писать, а не повесть плести… И младший заметил, что чрез одноглазку тот многое мог примечать на пути… Пошли разговоры, иллюзии, планы, в чем крепость искусства, порыв и успех… Годов забродивших кипением пьяны, они походить не желали на всех. Тотда новолуньем всходил Северянин, опаловой дымкой болото прикрыв… Нет! Не мастихином в зубах ковырянье — искусство, — они порешили, — а — взрыв! И въявь убедившись, что их не пригнуло, что ими украшен не будет мильон, училище их из себя изрыгнуло: Кит Китыч не вынес двух сразу Ион. Однажды, — из памяти выпала дата; немало ночами бродилось двоим, — они направлялись к знакомым куда-то, к сочувственникам и прозелитам своим. «…А знаете, Додя! Припомнилось кстати… Один мой, не любящий книг и чернил, — во время отсидок в Бутырках, — приятель неглупый, послушайте, как сочинил: …Багровый и белый… (Как голос раскатист!) …Отброшен и скомкан… (Как тепел и чист!) …А черным… (Скорее к нему приласкайтесь!) …Ладоням… (Скорей это время случись!)» Какою огромною мощью наполненный, волна его рябь переулков дробит!.. В нем — горечь недавних разгромов Японией и грохот гражданских неконченых битв. Какой-то прохожий на повороте шарахнулся в сумрак, подумавши: бред! Бурлюк обернулся: «Во-первых, вы врете! Вы автор! И вы — гениальный поэт!» При входе — к знакомым, прямея в надменности, взревел, словно бронзу впечатавши в воске: «Мой друг, величайший поэт современности, Владимир Владимирович Маяковский». Себя на века утвердив в эрудитах, лорнетку, как вызов, вкруг пальца завил. «Теперь вы, Володичка, не подведите — старайтесь! Ведь я вас уже объявил!» С того началось… Политехникум, диспут, подвески вспотевшие люстровых призм… Москва не смогла залежать их и выслать — везде на афишах в сажень: ФУТУРИЗМ. И вот обнаженные, как на отрогах осыпавшихся, — на картинах без рам — бегущие сгустки людей многоногих, открытая внутренность будущих драм, смещенные плоскости, взрытые чувства, домов покачнувшихся свежий излом, вся яростность спектра, вся яркость искусства, которому в жизни не повезло. Газеты орали: «Их кисти — стамески!» У критиков спазмы: «Табун без удил!» К ним вскоре присоединился Каменский, Крученых в истерику зал приводил.
Поделиться:
Популярные книги

Царь поневоле. Том 1

Распопов Дмитрий Викторович
4. Фараон
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Царь поневоле. Том 1

Своя правда

Шебалин Дмитрий Васильевич
2. Чужие интересы
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
5.00
рейтинг книги
Своя правда

Адептка в мужской Академии

Завгородняя Анна Александровна
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
6.44
рейтинг книги
Адептка в мужской Академии

Любимая учительница

Зайцева Мария
1. совершенная любовь
Любовные романы:
современные любовные романы
эро литература
8.73
рейтинг книги
Любимая учительница

Запасная дочь

Зика Натаэль
Фантастика:
фэнтези
6.40
рейтинг книги
Запасная дочь

Месть Паладина

Юллем Евгений
5. Псевдоним `Испанец`
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
7.00
рейтинг книги
Месть Паладина

Ползком за монстрами!

Молотов Виктор
1. Младший Приручитель
Фантастика:
попаданцы
аниме
фэнтези
фантастика: прочее
5.00
рейтинг книги
Ползком за монстрами!

Бывшие. Война в академии магии

Берг Александра
2. Измены
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
7.00
рейтинг книги
Бывшие. Война в академии магии

Локки 5. Потомок бога

Решетов Евгений Валерьевич
5. Локки
Фантастика:
юмористическое фэнтези
аниме
фэнтези
5.00
рейтинг книги
Локки 5. Потомок бога

Неправильный боец РККА Забабашкин 3

Арх Максим
3. Неправильный солдат Забабашкин
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Неправильный боец РККА Забабашкин 3

Мл. сержант. Назад в СССР. Книга 3

Гаусс Максим
3. Второй шанс
Фантастика:
альтернативная история
6.40
рейтинг книги
Мл. сержант. Назад в СССР. Книга 3

Неудержимый. Книга XVIII

Боярский Андрей
18. Неудержимый
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Неудержимый. Книга XVIII

Вперед в прошлое!

Ратманов Денис
1. Вперед в прошлое
Фантастика:
попаданцы
5.00
рейтинг книги
Вперед в прошлое!

Сирийский рубеж

Дорин Михаил
5. Рубеж
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Сирийский рубеж