Маятник качнулся
Шрифт:
–Ой!
Чуть ли не скачком подалась прочь, но не сбежала, пятой точкой засев в не скошенную траву у натоптанной дорожки.
–Вечер добрый, хозяюшка! – пиная на свою глупость, поздоровался Давыд. – Прости за то, что напугал. Чес слово не подумал. Ежели не обиделась за дурость, поделись углом на ночь, к своим выходим. Нам бы до утра…
По сторонам зыркнула, в себя быстро пришла. Спросила:
–Куда ж от вас денешься? Остальные-то гости где?
–Нас всего двое. Второй у ворот стоит, подранили его слегка.
–Там не пройти. От соседа боковая калитка, через нее и ходим.
–Ясно.
Как на ущербного посмотрела.
–Какие немцы? Мы ж на советской территории… А фронт, он совсем рядом. Как утро наступит, снова стрелять зачнут…
«Ну, летун! Сусанин доморощенный!»
–…Ты в сарай ступай, по-летнему одет. Замерз? Там натоплено. Я твоего товарища приведу сама.
Сарайка с печкой буржуйкой и стайкой полной овец, встретил Улыбина людским гомоном. Они с Травниковым в пустую деревню не первыми наведались. Хозяин, мужик в возрасте с густой бородой и папахой на голове, одетый в шаровары с лампасами, рубаху и жилет из овчины, хитроватым прищуром оценил вошедшего в помещение, освещенное керосиновой лампой, привешенной на гвоздь к балке под низким потолком. Предложил:
–Скорей заходь, тепло выпускаешь! Кто сам будешь, лишенец?
Съедая слова, промямлил, что мол гражданский, инженер на железной дороге работает, а как бомбить стали, то в степь побежал, ну и заблудился. «Легенда» конечно белыми нитками шита, но что на скорую руку в голову пришло… Как-то не подумал раньше, что перед кем-то ответ предстоит давать. Теперь точно все обмыслить придется.
–Тю-у! И де ж та железка? Сколько это тебе блукть пришлось?
–Не знаю.
–Продрог. Проходи к буржуйке, грейся.
Смолкший было гомон снова набрал обороты, в сарае собралось под десяток красноармейцев, причем как понял, все танкисты. Пока Травников пришел, успел понять, что народ «не местный». Эшелоном из под Уфы их на этот фронт перебросили считай утром. Техника – БТ-70, со складов длительного хранения снята была, а экипажи – солянка сборная, из госпиталей, с «гражданки», из училища. Слепили батальон и на юг отправили, а здесь прямо с колес на латание дыры бросили. Не добрались! Налет «Хенкелей» застал их на марше. В голой степи, где нет дорог, а только направления, а еще без прикрытия, для немецких летчиков легкие танки составили лакомую добычу. Короче… Раздолбенили батальон с воздуха, будто орехи покололи. Кто выжил, разбежались куда смогли. Эти, которые здесь, друг дружку и не знают почти.
По указке деда, молодуха принесла добрый шмат сала, каравай хлеба и «четверть» самогонки. Отогревшиеся в тепле люди избежавшие смерти, отведав угощения развязали языки. Улыбин помня наказ своего воспитателя: «Пей, да голову имей», на спиртное не налегал. Чуть приложившись к стопке, больше слушал говорливых.
–…Первый бой? Это еще в сорок первом…
Повышением градуса, увеличился накал солдатских баек, алкоголь снял стресс от недавней встречи со смертью. Отпустило! Разухабистый русский характер брал свое. Кто-то посетовал:
–Эх! Посадили бы на «тридцатьчетверку»! Говорят…
–Ш-ша! Успеешь еще и на «тридцатьчетверке» повоевать, раз сегодня выжил. – Усатый старшина от души хлопнул по плечу соседа-мечтателя.
–Хотелось бы! Наливай, что ли?..
В
Проснулся внезапно. Почудился всхлип под боком. Сначала глаза открыл, ушами сканируя тишину. Полутемень вокруг, а значит «керосинка» светит. На грани возможного почуял дыхание чужого рядом. Рывком подтянулся, спиною уперевшись в стену.
«Дед!»
Старый, всего лишь в шаге от него стоял. В руке хозяина нож, клинок отсвета не дает, кровушкой испачкан. Заполошно спросил громким шепотом:
–Ты это чего, дед?
Услышал голос хозяина. Тот не шептал, но показалось, что голос его сильнее любого удара по уху будет:
–Та не бойся, паря! Я тебя быстро! Даже почувствовать не успеешь, последним остался.
Скосил глазом на «соседа». Действительно, Травников вряд ли жив, поза мертвому соответствует. Попытался пообщаться с убийцей, время расправы оттянуть, может на что-то сподобиться.
–Дед, ты же наш, советский!
–Дур-рак ты, инженер! Разные мы стали, вот как раз когда Дон расказачили. Ты не они. Цивильный. Потому можешь глаза закрыть, ну и помолиться, коли умеешь…
Мысли в голове галопом понеслись. Вот тебе и надпись на камне сбывается. Не долго мучилась старушка… От волнения, вспотевшая ладонь скользнула под материю мешка и кончики пальцев коснулись холодного металла. Пистолет!
–…Готов? Ну, Царствие тебе…
Просунул руку, в ладонь выхватывая рукоять «ствола». Выпростал зажатый в кулак пистолет, направив ТТ в лоб дедку, не успевшему удивиться, на курок нажал. Одиночный выстрел громким звуком разнесся по обширному помещению, заставив овец в стайке заблеять, затеять кавардак в тесном загоне. От близости расстояния к объекту выстрела, деда отбросило к почти притухшей буржуйке, где он тут же и затих, раскинув руки по сторонам.
Улыбин поднялся на подрагивающие в тремере ноги. Не каждый день человека на тот свет отправляешь. Подошел ближе, вгляделся. Готов! Прямо в лоб пуля угодила. И что теперь?
Осмотрелся. Ловушка для советских солдат сработала на совесть, всех дед упокоил. Не-ет! Валить нужно в свое время, и чем скорей, тем лучше. Валить! Только сперва веревкой, молотком и какой-либо железной «фурнитурой» разжиться…
За спиной скрипнула дверь, заставив отскочить в сторону, обернуться и направить ствол ТТ на вошедшего. В проеме увидал дедову дочь, столбом вставшую на выходе. Даже при таком скудном освещении видно, баба на нервах вся, а в руке полоску косы сжимает. Взглядом тело деда нащупала, а потом на Давыда внимание обратила.