Маятник качнулся
Шрифт:
–Много?
–Говорят, на десятки тысяч рублей.
–Откуда столько?
–Работают люди, не то, что мы, оседлые. Да!, Так вот грешат на Мишку. Он там был и о схронах знал, а потом пропал.
–Похоже на Мишку.– Снова согласилась старуха. Ей ли осуждать цыгана с фартом? Только ведь шувани на стороне баро стоять нужно. Для проформы напомнила баро об одной из черт характера виновника.– Он ведь, не в пример нашим, всегда к золоту равнодушен был, а вот при виде денег прямо зверел.
–Тоже заметила? Ну и что делать посоветуешь?
–А
Это и в самом деле могло оказаться выходом из сложившегося положения. Если цыган «осквернён», он временно исключается из жизни цыганского общества. Его не касаются и ему нельзя никого касаться, с ним даже за одним столом не едят и не общаются. Могло… Но… жаба душит баро. После своего приезда, Мишка не хило так отстегнул лавэ от фартовой поездки. Димитр напрягся, покраснев лицом, на морщинистом лбу от мыслей патина пота проявилась. В конце концов, выдавил несогласие последовать предложенному совету:
–Нет! Нужно что-то другое.
–Что?
Глядя в глаза шувани, изрек:
–Нужно, чтоб Мишка исчез. Навсегда исчез! И я знаю, ты это можешь.
Подумала, раскинув мозгами. Спросила:
–Где он сейчас?
–Где-то в Ростове, но разыскать можно. Тем более через неделю откочуем на побережье Черного моря. Крым. Кавказ. Он знает.
–Вот в течении недели его и подошли ко мне, я буду готова. Ха-ха! Должен будешь, баро!
–Это уж как водится.
Как иногда шутят, медведь, который десяток лет прожил с цыганами, не ложится в спячку, чтобы у него ничего не украли. Так и Мишка, с одной стороны веселый, бесшабашный, шебутной, легкий на руку и характер, с другой – хитрый, расчетливый и злопамятный с юного возраста, в этой жизни не доверял никому. Перед смертью, мать рассказала, какая кровь бродит в его жилах, но он не по крови, по жизни цыган. Так воспитан. Только лишь слегка под себя корректировал цыганские законы и жил в свое удовольствие, а особенно когда сестричка замуж выскочила. Единственный человечек на всем свете, за которого на нож полез бы! Теперь ей его защита не нужна, а значит… Свобода! Никому он ничего не должен. Не обязан. И даже с этим напыщенным, жадным индюком, баро, он расчитался звонкой монетой.
На ростовском майдане старого базара его разыскал Савка. Пересеклись в торговых рядах, где слобожанин передал слух. Шувани Дея имеет Мишке что-то поведать о его прошлом и если тот в ближайшие пару дней навестит старуху в ее норе, то узнает много нового о себе. Почему пара дней? Так ведь табор откочевывает в Новороссийск «на работу».
–Ага! Понятно.
–А еще, тебя чужие рома разыскивают. К баро уже раза четыре наезжали. Что утворил-то?
–Да так, по мелочи поцапался.
–Зря! Да! По слухам они не единственные тебя шукают.
–Кто еще?
–Милиция. Это ты машину угнал?
–Было. Покатался и бросил.
–Вот-вот!
–Мне машина не нужна была, а вот хозяин ее на правый берег к родне в Нахичевань заехал. Богатый бобер. Срисовал его…
–Много взял?
–Сколь добыл, все мое.
–Понятно. Ну, кажись все передал… Нет, не все! В Ошковке к цыганам парень твоих лет подкатывал, тобой интересовался. Сказали, на милиционэра не похож. В наш табор направили.
–Добро, разбирусь. Спасибо!
Призадумался крепко. Понял, что в большом городе ему тесно становится. На подсознании ощущал, в какую бы «нору» ни спрятался, хоть те хоть эти, рано или поздно вычислят и… Нет. Не хочется даже думать! А к старой Дее на поклон по-любому идти. Говорят, колдунья многое может. Может даже на какое-то время внешность изменить, ежели руку червоным, особенно старинным золотом «позолотить». А у Мишки оно имеется. Не много, но есть. Нужно лишь, кубышку распотрошить. Но до поселка еще добраться предстоит.
На съемной квартире поменял одежду. Усы и бородку напрочь сбрил. Постригся коротко. Когда «обновленный», в новом прикиде к зеркалу подошел, изучив себя иного, лицо расплылось в довольной улыбке. Вроде он, да только точно не он! Не сразу узнаешь в отражении цыгана, для такого вывода постараться нужно. Ну, что? В поселок?
…Осмотревшись, проверился на предмет «хвоста». Вроде бы чисто! Береженого, Бог бережет. На автовокзале, почти перед самым отправлением, просунулся в битком набитый ЛиАЗ, попутно послушав нелицеприятные выражения в свой адрес. Вечер. Народ из города возвращался домой. Отбрехиваться на стал. Во-первых, это ему на руку, а во-вторых, стиль поведения под внешность подогнал.
Э-эх! Духота напополам с поднятой в салоне пылью. Дороженьки р-рассейские! Как говорится – пять загибов на версту. Из стороны в сторону бросает. На ухабах подбрасывает. И все это под аккомпонимент народного гласа.
–Полегче, водила! Не дрова везешь!
–Ой-ой-ой! Придавили, ироды!
–Где права купил, ушлепок!
–Да, пошли вы все лесом! Везу, как дорога стелется! Остановить, пешком пойдете?
–Вези давай! Ездун!…
Между тем народ, сходя на остановках, помаленьку рассасывался. Михаил из-под руки присмотревшись к сидевшему у окна молодому парню, в осадок мысленно выпал. Неужели?..
Перед смертью мать рассказала Михаилу все, что удалось узнать о том самом дне, когда ребенок в пеленке попал в руки молодой цыганке. И так уж выходило, что брат-блезнец мог у него быть. И теперь эта его вторая копия находится в паре шагов от Михаила.
Волнение схлынуло. И что? Он должен восторженно прыгать и скулить? Кто ему этот молодой гаджо на самом деле? Не-зна-ко-мый лох, каких пруд пруди на просторах Союза. И куда это он едет? Не к Мишке ли? Зачем торопить события? Колеса крутятся, автобус едет. Там посмотрим, как поступить. Может объясниться придется? Брата обнять.