Майдан по неосторожности
Шрифт:
Сейчас Кузьмич дышал тяжело, по-стариковски, сегодня с самого утра его тревожил кашель. Зуеву же такие перегрузки были лишь в радость. Они стояли, наслаждаясь чистым воздухом, вслушиваясь в шум леса и пение птиц.
– Ты слышишь, слышишь, Андрюша, как поёт синичка? – спрашивал Кузьмич, вытянув худую шею, – песня «ци-пи», «ци-пи» или «ти-ти-тюй», «ти-ти-тюй». В сторонке раздается тонкий крик «цит», «цит». – Присмотрись внимательно к окраске птички. У синицы спинная сторона серая, головка чёрная с белыми щеками, а брюшко светло-серое.
– Мелодично, – неуверенно поддержал старика Зуев.
– Птичка на тебя серчает, дружище. Сколько лет прожил,
Они уже приближались к выходу из леса, когда услыхали стук дятла.
– Трудяга, как член партии, при построении коммунизма, – остановился Кузмич. – Сооружает себе дом прямо в стволе дерева. Выдалбливает клювом отверствие, устилает дно мхом, сухой травкой и откладывает яйца. Поедает всех насекомых вокруг. Не улетает на юг. Ждёт теплую зиму рядом с человеческим жильём. Дятел хорошо ассимилировался к природе Украины.
На обратном пути в госпиталь они наслаждались оригинальным пением снегиря. Птичка, чуть больше воробья с черной головкой и хвостиком, красной грудкой, напевала любовную арию своей подруге, которая с энтузиазмом вторила своему возлюбленному. По всей округе раздавался чувственный металлический скрип в сочетании со свистом свирели…
После отдыха, отлежавшись, старик продолжил свои бесконечные истории. Зуеву подумалось, что если бы даже в госпитале не оказалось такой, на удивление, приличной библиотеки, информационный голод ему бы никак не грозил.
В палате размеренно звучал скрипящий голос Кузьмича, напоминающий своим тембром шаги по снегу:
– По сталинскому приказу солдат СССР отправили улаживать вооруженный конфликт между Северной и Южной Кореей. Официально в войне СССР не принимала участие. Но государство финансировало Северную Корею и поставляло в Китай самолеты и другое оружие. Со стороны Юга в войне принимали участие Южная Корея, США, Великобритания и около двадцати стран в составе миротворческих сил ООН.
Я прибыл в Корею в начале 1952 года, когда война была в самом разгаре. Служил водителем. Возил наше руководство. Бывали и корейские командиры в кабине. Чаще мы обслуживали нашу авиацию. Солдаты СССР были одеты в одежду китайской армии, с документами, но без фотографий. В период моего пребывания территория Северной Кореи превратилась в руины. Дороги разбиты. Проблемы с водой, питанием и медицинским обеспечением. Как результат, высокая смертность гражданского населения. При налётах авиации погибло много китайских и корейских солдат. Поражала многотысячная миграция гражданского населения с Севера на Юг и обратно. Одетые в одинаковую форму, с похожими лицами, внешностью, что приводило в замешательство и самих корейцев. Невозможно было определить, кто наш, а кто их. Потери СССР были незначительные по сравнению с США и солдатами Британского Содружества. Потери коммунистического блока КНДР и КНР были большими. Точную цифру потерь гражданского населения, солдат узнать было невозможно. Всё представлялось под грифом секретности. Это я узнал через тридцать лет, роясь в архивах. Каждая из противоборствующих сторон приписывала себе военные победы и уменьшала число погибших. Такие реалии войн!
Только через много лет отдельные графы военных тайн были рассекречены. Тогда и увидел громадные цифры потерь, доходящие до сотни тысяч. Мне повезло. Был только ранен.
– Эхе-хе-хе, товарищи партейцы! – А это был любимый риторический вопрос Кузмича. – Где же ваше обещанное наступление всемирного Коммунизма?
В один из дней в госпиталь прибыли телевизионщики. Медицинский персонал возбужденно сновал по коридору. Лечащий врач появилась в палате, блистая модной прической.
– Красиво выглядите, – сделал ей комплимент Кузмич.
– Спасибо, – устало ответила она. – Как чувствуют себя больные?
– При таком врачебном внимании точно проживу больше ста лет, – убеждённо сказал Кузмич. И пока он взялся задавать вопросы по своему диагнозу и уточнять методику лечения, Зуев открыл книгу.
Сейчас это был роман «По ком звонит колокол» Эрнеста Хемигуэя. Мысли перенесли его в Гавану. Зуеву довелось побывать там в музее писателя, что в усадьбе Винка Вихия. Название переводилось как «дом с видом». Сам дом находился на окраине города в районе Сан-Франсиско-де-Паула. С холма – вид на город и океан. Зуев хорошо запомнил яхту Пилар, на которой писатель рыбачил и занимался своим бессмертным творчеством…
Лечащий врач закончила разговаривать с Кузмичём и с улыбкой посмотрела на Зуева. Он вежливо улыбнулся ей в ответ. Женщине было за сорок. Пояс на белоснежном халате подчеркивал ухоженную фигуру. Регулярное посещение салона красоты явно шло ей во благо. Но всякие ухаживания исключилась сразу и бескомпромиссно – по облику она ярко напомнила ему жену.
– Приглашаем Егора Кузьмича, ветерана войны в Корее, дать интервью киевскому телевидению, – сказала она, направляясь на выход.
Старик засуетился, поднимаясь с кровати.
– Может, лучше пригласить молодого полковника Зуева? – спросил Кузьмич, оглядываясь. – А то он так много читает, что я начинаю за него побаиваться.
– Спрошу у руководителя программы, – ответила врач, закрывая дверь.
Некоторое время было слышно, как они шли по коридору переговариваясь, пока не наступила тишина, и Зуев мысленно вернулся в Гавану…
…Тогда он сопровождал генерал-лейтенанта, представителя Министерства обороны, с полномочиями к правительству Кубы. Им везде незримо сопутствовала кубинская охрана. Запомнился любимый бар старины Хэма «Флоридита». Бронзовый памятник стоял в том углу, откуда Хемингуэй заказывал себе выпивку. Они дегустировали у стойки бара коктейль «Мохито» (по кубински «комар») и слушали от официанта историю создания и установки памятника в перемешку с тонкостями приготовления коктейля.
– Чарующее созвездие лимона, мяты, кубинского рома и льда даёт посетителям представление о вкусах писателя, – напевно говорил на испанском официант.
Зуев переводил генералу сказанное. Генерал не владел испанским, но в совершенстве знал английский и числился классным специалистом по внешней разведке. Он напоминал экранного Штирлица, но с задатками профессионального бабника. После третьей рюмки он как-то заверял Зуева, что никогда не состоял в лиге шпионов. Генерал смеялся так заразительно, что всегда невольно вызывал улыбку у всех присутствующих. Зуев знал его уже несколько месяцев. Генерал произнёс тост в честь папы Хэми в бронзовом величии и возвестил: