Майдан. Нерассказанная история
Шрифт:
Мы в горячке разбирали завал, и наконец все было готово. Виталий Кличко звонит милиционерам: «Вы готовы выходить?» — «Готовы». — «Давайте». Дергают за ручку — ничего. Оказалось, мы не те двери освободили. Тьфу ты! Побежали к соседней двери, начали расчищать ее. Для этого опять понадобилось время, а толпа все напирала».
Каким-то чудом конфликт в Украинском доме разрешился благополучно. В четыре утра две сотни милиционеров покинули его стены, и здание заняли майдановцы.
«Это была одна из самых утомительных и тяжелых ночей Майдана, — суммирует Аваков. — Повторяю: пол был весь залит водой, а на улице крепкий мороз. Уже через час ты ни ног, ни рук просто не чувствуешь.
Дело в том, что с Якименко Аваков контактировал непосредственно накануне описываемых событий.
«В те дни и я, и все оппозиционеры, которые хоть как-то коммуницировали с представителями власти, пытались договориться, чтобы отпустили всех наших задержанных — а их было больше двухсот человек. Мне было поручено вести переговоры с главой СБУ Якименко — я встречался с ним несколько раз. Также несколько раз я встречался с Арбузовым».
Итак, что мы имеем.
22 января, в День соборности Украины, на Грушевского были застрелены три человека. Есть все основания полагать, что они не стали жертвами противостояния, но что застрелили их специально «к дате». Так, чтобы их гибель стала предлогом для запуска чрезвычайного сценария.
Ясно, оппозиции это было невыгодно. Конечно, можно городить мистические версии про «третью сторону» будто бы вмешивавшуюся в конфликт, но никаких доказательств (даже чего-то, хоть относительно похожего на доказательства) они не имеют. Посему, ответ относительно «авторства» убийств на поверхности — это было делом рук власти.
22 января прошло заседание Кабмина, решением которого были значительно расширены полномочия силовиков. Более того, МВД приняло на вооружение «гуманитарную помощь» из РФ — гранаты.
22 января должно было состояться побоище возле Украинского дома — власть для этого сделала все. Похоже, кроме трех демонстрантов, «в жертву» собирались принести еще и две сотни подчиненных Виталия Захарченко.
Причинно-следственная связь между этими точками очевидна.
Власть всерьез намеревалась ввести чрезвычайное или военное положение. Всерьез! Это не было «страшилкой» оппозиции, как многие тогда думали. Единственная загвоздка — необходимость получить подтверждение Верховной Рады. После того как регионалов использовали «в темную» 16 января, успех данного мероприятия вызывал сомнения. Фракция могла взбунтоваться. Голосовать «в слепую», «потому что так надо», точно никто не стал бы. Но поскольку законность, как уже неоднократно подчеркивалось, в ту пору соблюдалась весьма условно, на Банковой, а также в «Межигорье», в более узком кругу, вероятность введения ЧП обсуждалась предметно.
Зная об этом, посольства сразу нескольких стран — крупных геополитических игроков — разослали по аффилированным ведомствам (вплоть до полузакрытых школ, где обучались дети их сотрудников) подробную инструкцию о том, как вести себя, что предпринимать, когда будет парализован транспорт, отключена связь и т. д. То есть в случае введения ЧП. Рассылку подобных инструкций «на всякий случай» — без наличия реальной угрозы — дипломатическая практика не предусматривает.
«К такому решению его (Януковича. — С. К.) подталкивали, и все к этому было готово, — в этом я убежден», — подтверждает Ринат Ахметов, наблюдавший ситуацию изнутри.
Что удержало Януковича от радикального шага, Ахметов явно
Рассказывает Александр Турчинов:
«Было закрытое совещание СНБО. Готовилось решение о введении военного положения для использования против Майдана последнего аргумента — армии. Янукович лично ставил задачу полностью «зачистить» Майдан. Всех зачинщиков схватить, задержать, если надо, уничтожить. Саму площадь полностью оцепить и весь актив «зачистить». Специально для этого освобождались места в СИЗО.
Почему же команда гаранта не была выполнена?
Потому что генералы силовиков понимали: Майдан уже не тот, что в первые недели, и сейчас он будет жестко противодействовать и стоять до конца. Они понимали, что даже введение военного положения, стягивание к Майдану войск не позволит очистить его так, чтобы при этом не полегло тысячи полторы-две человек. Майдан оказался бы просто по колени в крови. В буквальном смысле. Разумеется, никто не хотел пачкать руки в крови. Как могли, они избегали этого, но саму команду, понятно, не оспаривали. Тогда никто не смел возражать Януковичу.
И вот на этом этапе сами силовики — в обход тройки наших политических лидеров — вышли на меня с предложением о встрече с Януковичем. Как бывший глава СБУ, я был для них человек понятный, пользующийся в силовых структурах, несмотря ни на что, определенным уважением. Им нужен был тот, кто не побоится сказать Януковичу правду. Это было в двадцатых числах января — как раз на этапе принятия решения о введении военного положения. Итак, на меня вышли силовики, рассказали о подготовке к введению военного положения, попросили попробовать поговорить с Януковичем относительно того, что это не даст ничего, кроме моря крови и взрывоопасной ситуации на международном уровне. Нам устроили встречу.
В тот раз… он сильно нервничал — это было заметно. Заметно было, что он еще не принял окончательного решения и колеблется. Обычно он был по-барски надменный и самоуверенный, а тут с трудом сдерживал эмоции. Думаю, устные-то команды он уже выдал, но от него требовали письменных — чтобы ясно было, кто отвечает за кровь. А письменные он давать не хотел и из-за этого злился.
О чем вы говорили конкретно?
Я попытался спокойно описать ему происходящее, но он сразу же перебил: «У вас там бандиты, вы убиваете милицию, вы перешли черту, вас всех надо посадить…» Ну, такой вот поток, и слова не вставишь. Я слушал-слушал, потом говорю: «Смотрите, все, о чем вы сейчас рассказываете, — неправда. Я не знаю, кто вас в этом убедил. Мы не используем оружия, но будем стоять до конца. Если решите применить против Майдана силу, мой прогноз — минимум тысяча трупов. Вы зальете Крещатик кровью. Вы двинете на нас танки, а люди просто возьмутся за руки и будут стоять — никто не побежит. Эту кровь вы уже никогда не смоете. Вы к этому готовы?»
Что он но это ответил?
Он долго молчал. Потом начал говорить более примирительно. Что мирному протесту нужно отмежеваться от экстремистов. То есть, по сути, опять ни о чем. Мы беседовали около часа. И мне кажется, я все же сумел до него донести, что военное положение только усугубит для него ситуацию. Собственно, это и было моей главной задачей. Свои-то правду говорить ему боялись: он их гнул, они и гнулись.
Он что-то сказал вам о своих дальнейших планах, своем решении?