Майк: Время рок-н-ролла
Шрифт:
Ни БГ, ни Майка, ни Цоя, ни братьев Сологубов так называемая «широкая аудитория» изначально не принимала. Даже чуткий на музыку Макаревич после первого прослушивания не принял Майка, сказав, что это просто дешевая самодеятельность.
Правда, с формальной точки зрения и Beatles, и Stones, и Дилан, и Рид, и подавляющее большинство музыкантов, сформировавших то, что называется теперь «рок-музыкой» или просто современной популярной музыкой, — все сплошь самодеятельность.
Ранние песни Майка — это продолжение того, что делал Роберт Циммерман, или Боб Дилан, — так привычнее. Собственно, БГ сказал недавно, что Дилан есть в каждой его песне, но влияние его не так явно, как у «раннего Майка», оно размыто и
Это не признание в плагиате. Это просто расстановка точек над «Ь>. Рок-музыка — новое эсперанто. Ценность ее в том, что она понятна людям, проживающим в любой точке мира и говорящим на разных языках. Она впитала в себя все мировые культуры, каждый слушатель, где бы он ни родился, слышит в ней знакомые приемы и попадает в резонанс с песнями Beatles, Stones и, собственно, Дилана — даже не понимая языка, на котором рассказывает свои длиннющие истории этот величайший рассказчик XX века.
Таким рассказчиком, певцом города и стал в России Майк.
БГ тоже повествовал, но охват его песен был куда шире — он пел обо всем. Майк — только о городе. Все его песни — об этом.
Майк — певец клубов, проспектов, гастрономов, коммунальных квартир и дипломатических апартаментов, железных дорог, самолетов, трамваев, пивных ларьков, богемной тусовки, мансард, газовых котельных, лимузинов и опасного секса.
Одну из самых сильных песен Майка — «Сладкую N» — критики назвали «Энциклопедией русской жизни». Здесь, на мой взгляд, есть ошибка. Это энциклопедия, в первую очередь, городской жизни. Это может быть жизнь Нью-Йорка, Лондона, Пекина или Рио-де-Жанейро — эта песня понятна и близка любому мегаполису. Но не провинции. Хотя в провинции Майка любили больше всего, и он мог бы всю жизнь ездить по стране и быть неизменно востребованным.
«Сладкая N» — это прямое продолжение «Sweet Jane» Лу Рида. Есть еще один вариант этой песни — «Герои» Бориса Гребенщикова. Все эти песни похожи как сестры, но все они разные и все они — самостоятельные произведения. Бывает же.
Майк очень хорошо знал музыку. Что он любил? Больше всего — Марка Болана, Леннона, Дилана, Лу Рида, The Rolling Stones, The Beatles. Терпеть не мог хард-рок, как музыку гопников, причем не искреннюю, а попсу, музыкальный стиль, сознательно спроектированный с расчетом на определенную целевую аудиторию — подростков с рабочих окраин.
Он ничего не имел против, собственно, подростков — они ведь все разные. Но хард-рок, сознательно примитивная, тупая, бессмысленная музыка, рассчитанная на человека с самым минимальным образованием — как формальным, так и «самостоятельным»: жизненным опытом, умением расставлять оценки, ценить красоту, задумываться о смысле всего, и жизни в том числе… Хард-рок он ненавидел.
В те годы все были максималистами. Сейчас — хоть хард-рок, хоть перехардрок — это всего лишь музыка для группы артистов, больше ничего делать не умеющих, это всего лишь способ заработать деньги. И пусть себе. Я готов даже допустить, что среди музыкантов, играющих этот кошмар, есть вполне воспитанные и даже умные люди. Но в этом случае — они прожженные циники вроде отечественных поп-артистов, дома слушающих Моцарта и читающих Пушкина, а на сцене выдающих олигофренические произведения, рассчитанные на реальных дебилов.
Ужас русского рока в том, что музыканты этого направления даже хард не научились играть — а уж чего, казалось бы, может быть проще.
Да и ладно — какой спрос может быть с молодых артистов, если литературной основой их творчества являются строчки вроде «Ален Делон не пьет одеколон». Это просто за
Выходит, что и стихов в «русском роке» нет — в этом он сильно проигрывает «авторской песне», КСП, то есть — музыкальному жанру в принципе трудновыносимому, но хотя бы имеющему что-то в себе внятное. Стихи хотя бы. Пусть плохие, но стихи. В «русском роке» и такого качества текстов в массе своей не сыщешь.
Кстати, об образовании. Лучшие, классические рок-н-ролльные номера, которые остались в истории, стали классикой современной музыки — тоже не для профессоров писаны.
Рок-музыка придумывается для ребят, болтающихся в клубах и мечтающих снять девчонку. Рок-музыка — это свобода, свобода самовыражения в первую очередь. И если в ней нет юмора, самоиронии (что совершенно отсутствует в хард-роке и убивает этот стиль напрочь, делает его тупым и инфантильным), то это не музыка, а опять же унылое говно. Если она дидактична — это тоже унылое говно. Если она учит жить — это оно, унылое говно. Если она претендует на звание «высокого искусства» — это… правильно, унылое говно.
Какой-то идиот решил однажды, что рок-музыка должна куда-то кого-то вести и чему-то учить. И этот идиот свернул головы сотням ребят, выдающих тонны унылого говна каждый день. Не парьтесь, ребята, хочется сказать «русским рокерам». Лучше женитесь на молодых и танцуйте рок-н-ролл, хряпнув соточку-вторую. А лучше Майка рок-н-ролл у нас не играл никто.
В рок-музыке главное — соответствие твоей игры тому, что ты делаешь, что ты хочешь сказать, сыграть, спеть, показать, сплясать, в конце концов. Кит Ричарде — один из главных гитаристов рок-музыки, кто может обвинить его в том, что он не играет теппингом и не практикует электросмычок? Я даже не уверен в том, что он умеет им пользоваться. Однако значимость и качество игры его от этого хуже не делаются. А Чак Берри? Это основа основ. «Остерегайтесь музыкантов, не знающих, как играть музыку Чака Берри», — сказал один американский музыкант, и эта фраза была у Майка в числе любимых. Вся рок-музыка, которую мы имеем на сегодняшний день, пришла к нам из рок-н-роллов Чака, ими заслушивались и Джаггер, и Ричарде, и Леннон. И Майк.
Идеи, послания человечеству, нравоучения — это все мимо кассы. Это не рок-музыка. Рок-музыка — это кайф, драйв, свобода, ритм, это барабан, который лупит по яйцам, гитара, которая сверлит мозг, и слова, которым хочется подпевать. У Майка все это присутствует в полной мере.
И совершенно неважно, что Майк и его группа играли на гитарах, которые и по сегодняшним меркам, и по меркам восьмидесятых годов являлись чистым хламом, дровами, про барабаны и говорить нечего — это были приспособления, мало похожие на те, которыми пользуются нынешние «русские рокеры». Для чего «русским рокерам» эти барабаны — ума не приложу. Но покупают зачем-то. Чтобы тянуть свою унылую байду, наслушавшись таких же унылых недотеп, ставших звездами местного значения.
Майк велик. Он не боялся ничего — по крайней мере, в собственной музыке. Он был единственным (среди тех, кто играл тогда рок-музыку), прилюдно пославшим на хуй Александра Невзорова и его «600 секунд».
Майк играл концерт в Ленинградском цирке, настраивал звук. Прилетела бригада «Секунд», чтобы снять о Майке сюжет. Скорее всего, какую-нибудь свою очередную гадость о том, что Цирк используется не по назначению и в нем творится полное бесовство в виде исполнения песен в стиле «рок-н-ролл», парализующих сознание российской молодежи. Бригада «Секунд» начала расставлять свет, понукаемая бесцеремонными окриками шефа. Он что-то слишком раскричался, зацепив и Майка — мол, ты мне мешаешь настраивать аппаратуру. А Майк в это время пробовал микрофон. И совершенно логично ответил: «Это ты мне мешаешь, я готовлюсь к концерту. Пошел на хуй отсюда со своими фонарями и камерами».