Майн кайф
Шрифт:
Я их тоже целю в эту даль, с опережением самого себя на полшага.
Потомственный столбянин я на дороге, потому кланяются мне верстовые столбы с почтением.
Как в пляс хлыну в пучину ходьбы. Хоть бы хны мне дюймы, метры, аршины, версты, километры, мили…
Заставила приближающаяся, шаркающая навстречу старость броситься на неё в писабельный поход.
Пока нет краеугольного камня, желающего возлечь в основание текста. Пока только некое пространство, прогретое энергией думательного процессора.
Есть
Предлог на английский манер – препозишен. Подползи же, предлог поближе к существительному.
Хотя уже есть мысли, объёмом выпирающие из одного слова, как женские желания в гареме.
Они подобно мелким ящеркам, глазками-двоеточиями пытаются всмотреться в контуры замысленного.
И, видимо, подчиняясь некоему генетическому влечению природы, почувствовав близость подобных, готовятся из простых форм попробовать организовать более сложную материю – сословие слов.
А может, пока просто, как утерянный хвост ящерицы, лежат, задумавшись о том, куда же это уперла голова.
Моя пока на месте, и уже где-то в оффшорной зоне подсознания открыт текущий счет для накопления капитала букв, слов и превращения их в складские запасы.
Плугом освоятеля целины по чистейшему полю А-четвертого листа, убранному "снегурочкою", отваливаю первую чернозёмную, чёрным по белому, строку повествования в надежде получить урожай озимых всходов читателей на моей ниве в срок.
Хотя можно было повременить, и тогда, возможно, из отселекционированных зёрен весенних слов сорта "слава" взошёл бы более плодущий урожай.
И глядишь – в закромах уже яровая слава.
Преодолена пограничная полоса строки, а дальше поля свободы.
И я полевой командир провозглашённой мною республики. Сегодня имею полное право.
Так ли хорошо я справлюсь с незнакомым мне ремеслом, как ладно конструирует ортопед продолжение инвалиду, видя даль, в которую тот покатит, как проктолог вникает в глубь, зная, что в ней находится, и видя, что появляется на поверхности, – мне неведомо.
Я вообще, как прикованный к пулемету стрелок, пока не вижу своей цели.
Я упакован в вакуум. И вата в башке… Ватуум.
Нет рядом ментора, который бы вёл, подсказывая.
Просто сказали – пробуй, пиши, а пока только: пши… пши…
А может, и хорошо, что в одиночестве и глушине носишь слова по мозгу, потому что как раз и может пугливая растерянности немощь, а не шум известности, сыскать резервы не на поверхности, адсорбируя тревогу и уводя её из организма через словоотвод.
И где-то в темноте, обламывая крышку аварийного дыхательного клапана, выпускаешь неожиданно джинна "второе дыхание" и ему на помощь спешит второе терпение.
А уже внутренним зрением начинаешь видеть, что благодаря тревожному плеску ума сознание прибивает
Я как пчела-недонос.
Не донёс я до бумаги часть текста потому, что практически всё ценное я собираю в полёте, т.е. в походе. Но если не успел занести на бумагу, то всё и не пиши – пропало.
Мне потом с бумаги в голове нужно перетарить на настоящую, а с неё – в виртуальное пространство головы компьютерной.
Мне, конечно, не до премии доехать Букмекеровской или как там её – Букеровской.
Мне бы хоть на малюсенький гонорар нацарапать, ведь шаг-то крупяной, меленький.
По буковке собираю, по букеровке.
Если честно, то соскучился по большим деньгам. Ну как большим – для меня. Случай, всего-то пару-тройку раз, и свёл с неплохими деньгами.
Прыжки через бессловесное пространство, через обрывы, через пропасти между слов, через слова без особого смысла очень часты.
Не так ловко я загоняю стаю цветастых слов, как рыб, в качестве наполнителя смысла в заводь абзаца.
Меня первая повесть "Одиночный" сделала живородящим, но ничего, кроме хлопания по плечу и словесных авансов, не принесла.
И вообще это не был вдохновлённый автором труд, меня кто-то сзади, как кобылу, перетянул вожжами, и я как зае… записал всё попавшее в моё поле зрения и проросшее там урожайно, и даже чуть больше, пока мчался и смотрел по сторонам.
Были люди, которые, полистав по диагонали, сказали: читай это сам.
Я с пониманием отношусь к здоровому критихамству, поэтому никаких возражений.
Тем более что всех моих читателей наберётся не более, чем на собрании по вопросам ЖКХ какой-нибудь "хрущёвки".
А многие вообще просили писать короче.
И я, идя им навстречу, постараюсь уложить всё повествование в одну строку.
Правда, опять же не ручаюсь за её длину…
Хотя сегодня, пожалуй, всё это не имеет никакого значения, потому что пишу в лучших наших традициях: в стол.
Ведь читающая публика почти вся превратилась в считающую… как и раньше, деньги до зарплаты. В лучшем случае – листающую.
А можно дописаться и в "столб"…
Уже родилось и, похоже, будет только крепнуть движение "Антимайдан".
Но иногда продолжаю получать и лестные отзывы.
Подкрошат хвальбы – работаю клювом… стучу. И запиваю зернобубновые и хлебонесущие.
Закачу-ка я на кухоньку птачку чая.
И заварочка сквозь воду, которая через огонь, и напитком в медную трубу глотки глоточками.
И трудяга чай на чело поставит следы круглого, крупного пота.
А через некоторое время пошла отдача от организма. Клетки делегировали излишки воды вовнутрь. Кто сколько смог. Меньше всего, наверное, кости, ногти и волосы. Но, со всех по капле и мочевому шарику праздник – жёлтое в розовом.