Майор Бойцов желает познакомиться
Шрифт:
Я разглядываю массивные плечи, упакованные в выцветшую джинсовую рубашку. Грубый ремень кобуры смотрится на них так соблазнительно, что это вызывает в груди непонятное волнение.
Чтобы не выдать себя, приходится отвернуться и восстанавливать пульс. Тимур Иванович, черт возьми, так похож на молодого Ван Дамма, что я снова думаю о том, как приду домой и пересмотрю парочку фильмов с брутальным актером.
– Борис Николаевич, – тяжело вздыхает Бойцов, постукивая костяшками пальцев по столешнице. – Считаю, надо всем
– Решит он, – ворчит дядя Боря.
– Решу. И Завьялову… сам накажу. – Бойцов скалится.
Я округляю глаза. Уверена, кожа на лице по цвету сейчас практически сливается с рыжими от природы волосами.
Сам накажу!
Из уст грозного майора звучит, конечно, захватывающе…
Глава 2
– Что за дела? – с пацанским наездом спрашиваю я у Бойцова, когда мы выходим из кабинета Бориса Николаевича. – Что значит «накажу сам»?
– Закрой рот, женщина, – мрачно обрывает Тимур и ускоряет шаг. – Если не хочешь отправиться на кухню, хотя бы не отсвечивай.
Он разминает мускулистую шею, а я нервно сглатываю ком в горле.
Отношения между нами странные. По званию я намного ниже и вроде как должна беспрекословно слушаться. Вот только моя натура, требующая межполового равенства, не дает даже шанса. Словно специально Бойцова поддразнить хочется. Чтобы губы в улыбке скривились и скулами лишний раз поелозил. А он, майор мой, как ни странно, мне это позволяет.
Ругается, конечно, рычит. Даже в чулане закрывал. А темного закрытого пространства я больше всего на свете боюсь.
Смотрю на высокую фигуру, вышагивающую впереди. Пятая точка Бойцова определенно даст фору всем пятым точкам в нашем отделении. А если подполковник решится выдвинуть Тимура на городской гала-фестиваль, то майор и там шикарной задницей все награды соберет, как в игре компьютерной – блестящие звездочки.
– То, как вы со мной разговариваете, Тимур Иванович, ни в какие рамки не укладывается, – говорю ему в спину. – В Америке бы…
– Ты не в Америке, фенистилка, – перебивает он, не оборачиваясь.
Сейчас взорвусь от злости. Аллергик чертов!
– Я – феминистка, – произношу гордо. – Два месяца одно слово запомнить не можете? У вас и правда одна извилина? Или смеетесь?
Стараюсь идти так, чтобы не бежать унизительно за Бойцовым вприпрыжку, но и не отставать. В руках сжимаю сумку. Спина под плащом вспотела, поэтому я мечтаю поскорее добраться до своего рабочего места.
– Феминистка, – повторяю практически по слогам.
Даже ребенок бы давно запомнил. А этот… ни в какую!
– Мне без разницы, кто ты, Валерия.
– Старый, армейский, дырявый сапог, – шепчу под нос и, фыркнув, показываю спине Тимура средний палец.
Опрометчиво? Не спорю. Зато сразу как-то легче становится…
–
Я врезаюсь в твердую грудь вместе с фигурой, сложенной из пальцев, и задираю голову повыше.
Какой же он высокий!
– Сказала, что… сапоги мне надо купить, на весну. Армейские, на берцы похожие. Сейчас в тренде…
– Сапоги? – непонимающе повторяет он, без интереса оглядывая мои ноги.
Мысленно пищу, потому что на службу приходится носить унылые черные джинсы, а не мини-юбку. И вот эти мысли, они ведь вообще не про феминизм. Да что со мной?
– Ты что, мне «фак» показала? – нахмуривается Тимур.
Я закусываю нижнюю губу и часто дышу.
– Нет, – вру трусливо.
– Мне привиделось?
– Это… заговор такой.
– Чего, черт возьми?
– Заговор. Старинный. Мне бабушка показала. – Мои глаза бегают по его лицу, как маленькие мышки от взрослого кота. – На восстановление памяти. У вас ведь… явно проблемы. Можно, ещё конечно, на рассвете земли с могилы какого-нибудь умного человека подсобрать и вам под подушку сунуть. Но это не гигиенично. – Пожимаю плечами.
Бойцов молчит.
Что тут скажешь? И правда ведь, запомнить не может элементарного.
– Ты в чулане давно не сидела? – кивает он в сторону подсобки, где тетя Наташа, наша уборщица, хранит инвентарь.
Там, кстати, ни зги не видно, невкусно пахнет и как в гробу – тихо. Не то чтобы я часто лежала в гробах, но во всяком случае так кажется.
– Не надо в чулан. Умоляю, Тимур, – шепчу едва слышно.
Опускаю взгляд на широкую грудь, к которой, оказывается, все еще прижата. Замираю, улавливая малейшие ощущения в теле. Они… приятные.
Я вздрагиваю. Мы будто оба как-то разом понимаем, что стоим посреди отделения практически в обнимку.
– Черт, – цедит Бойцов сквозь зубы. – Пошли, – тянет за локоть.
– Что вы еще придумали?
Он невозмутимо на меня посматривает:
– Пока ничего, Валерия. О своем наказании ты узнаешь позже.
Закатываю глаза. У него еще и фантазии нет?
– А пока тебя ждет подарок, – произносит Тимур безразлично. – Шевели ногами.
– Подарок?
– Ты забыла, какой завтра праздник?
Черт.
– Боже, только не говорите, пожалуйста, что будете поздравлять меня с Международным женским днем.
– А что здесь такого? Ты в нашем отделе единственная дама.
Это правда. Среди оперативников девушек больше нет, как ни странно. Неужели им нравится бумажки в штабе перебирать?
– Зачем превращать праздник, который задумывался как символ борьбы за равноправие, в очередной День всех влюбленных? Дарить цветы, подарки? Относиться к женщине как к украшению?
Бойцов усмехается, но слушает с интересом. Идя по лестнице и волоча меня за собой, начинает рассуждать: