Майор из Варшавы

Дмитриев Николай Николаевич

— Ну а пан Голимбиевский как, не арестовали его тогда?

— Не-к… Он, как и вы, удрал.

— А на его хуторе кто сейчас?

— А вот на его хутор, я тебе, хлопче, соваться не советую…

— Это почему?

Поручик интуитивно почувствовал доверие к этому старому мужику, и его вопрос означал уже не проверку, а подлинный интерес.

— А потому, что пан доктор Голимбиевский теперь велике цабе и з нимцями хороводиться.

— Что, может, для них клинику открыл?

— Чего не знаю, того не знаю, а от тильки виявилося, що наш

пан Голимбиевский из тих, из щирих…

— А ты, дед, хиба ни? — прищурился Вукс.

— Я тоби що, пальцем деланий, щоб у ту халепу влазыты?

— Да? А с чего это тебя старостой поставили?

— А бис його знає, мабуть того, що я у плену ихньому на той вийни був… — Дед Степан добродушно ругнулся. — Ты, хлопче, краще мене не перевиряй, а нехай твий хлопець видийде трохи. Нам с тобой «на штыри оки» переговорить тра…

Вукс с любопытством посмотрел на деда Степана и крикнул.

— Збышку, скочь посмотри, не идет ли кто? У нас с паном старостой разговор есть…

Глядя, с какой готовностью Стус побежал по тропинке, дед Степан усмехнулся.

— А ты-то сам в якому чине будешь? Ишь жолнеж-то твой як помчав…

Похоже и вправду дед знал слишком много, и Вукс насупился.

— Поручник…

— Ага, десь так я й миркував… — дед Степан довольно закивал головой. — А скажить, пане поручнику. Явить старому милость, чи е у вас якась ин-фор-ма-ция, чи нема?

— Какая еще информация? — насторожился Вукс.

— Та я ж про Москву пытаю, чи то правда, що ее взяли, чи то кляти германци брешуть?

— Врут, сволочи! — убежденно отозвался Вукс.

— От и я так гадав, що брешуть, — обрадовался дед Степан. — Я так соби прикидаю, нимци по зализныци и инфатерию, и машинерию гонять, а воно як в ту прорву. Як бы воны Москву взяли на холеру им столько вийська на фронт гнать?

— Твоя правда, дед… — вздохнул Вукс и напрямую спросил: — А наши со Збыхом дела, как?

— Про них й мова. Я того германа знаю, бачив. Нам всим от него добра ниц не буде, а тут дехто й нашу стару чвару раздуть питаеться…

— О какой чваре речь?

— А!.. — Дед Степан матюкнулся. — Украиньци тепер, выходит, одне, поляки — инше, москаль — ворог, а жид так той й взагали не людына…

О том, как немцы относятся к евреям, поручик был наслышан достаточно.

— И что, много у вас таких тут? — нахмурился Вукс.

— Хватает… Кожен свою правду шукає.

— Ну а ты, дед, какую правду ищешь?

— А чого тут шукаты? Он наша Анка вчепылася в твого Збыха и держит. От тут вона вся правда и е!

— Хорошо думаешь, дед, — усмехнулся Вукс. — Вот только, как я понял, нам со Збыхом отсюда забираться надо?

— Ну що ж, пане поручнику. Раз мы с тобой по одний стежини вже бигли, я тоби скажу видверто. Вам двом биля Анки робыты ничого. Нехай Збых тут лышаеться, а тебе я документ дистаты допоможу…

— Ну если так… — мотнул головой Вукс. — Можешь на нас рассчитывать.

— Ну, от и добре, хлопче! А зараз пишли до хаты, нехай нам Аньчин дед по чарчыни

нальє, а то в мене вже вси костомахи на мороз крутит.

Дед Степан, ткнув своей герлыгой в ближайший ствол, зашагал по тропинке, и Вукс, махнув Збыху рукой, поспешил следом…

* * *

Большие, почти метровые буквы «Баккерцаль», выписанные черной краской, протянулись по всему фасаду здания, прорезанного посередине въездной аркой. Стоя на противоположной стороне улицы, пан Казимир в который раз машинально читал полустертую надпись, никак не осознавая смысл написанного.

Наконец он вскинул голову и усилием воли заставил себя прочитать надпись сначала. Да, это сюда тогда въезжали подводы с мебелью, лениво переругивались возчики, и, когда очередной фургон выезжал из ворот в глубине двора, можно было видеть фанерные ящики, поставленные прямо на булыжник, усыпанный стружкой.

Пану Казимиру даже показалось, что он слышит запах свежей рогожи, в которую поставщик заворачивал стулья. Это здесь, на этом самом месте, он говорил со смеющейся Лидией, одновременно думая о своем, и каким потерянным счастьем отдались сейчас в памяти буквы давно потерявшей смысл вывески….

Все эти дни майор тщательно обходил центральный район, где безраздельно хозяйничали немцы, опасаясь любой, мало-мальской проверки. Впрочем, риск был везде, и, сознательно выбирая самый опасный участок, пан Казимир хотел сразу уточнить, в какой степени немцев еще интересует майор Дембицкий…

Правда, сейчас он уже мог не опасаться военного или жандармского патруля. В этом отношении ресторанный вечер превзошел все ожидания. Национал-«поручики» чуть ли не из кожи лезли, стремясь угодить другу пана Червенича.

От них же удалось узнать многое, поскольку «поручики» оказались информированными весьма всесторонне. Тут майору не пришлось даже прилагать особых усилий. Новые «друзья» доверительно выбалтывали все, что знали, и пану Казимиру оставалось только умело переводить разговор на нужную тему.

И все-таки, двадцать раз взвесив все «про» и «контра», буквально на последних шагах, пан Казимир продолжал колебаться. Уж слишком неожиданным для него стало предложение Червенича поступить переводчиком не куда-нибудь, а в какой-то из отделов СД.

Оторвавшись наконец от задержавшей его вывески, пан Казимир зашагал дальше, с интересом посматривая по сторонам. Бомбовая серия прошлась по центру, и теперь то одно, то другое разбитое здание глядело на улицу начисто выгоревшими окнами.

У Базарного съезда разрушения были особенно сильными. От трехэтажного обувного магазина Кронштейна, занимавшего весь угол квартала, осталась куча мусора, а стоявший напротив кинотеатр «Солейль» превратился в груду битого кирпича с вылезшим из нее уцелевшим брандмауэром. На оголившейся стене зрительного зала виднелся яркий прямоугольник экрана косо побитый осколками, отчего создавалось странное впечатление, что там так и замер конец сильно изношенной ленты.