Майский день
Шрифт:
— И в небе, — сказал Стентон. — В черном небе.
Захаров отхлебнул из стакана. Боль снова медленно поднималась от шеи к затылку. Сколького же теперь нельзя! Нельзя волноваться, нельзя пить, нельзя… «Плевать, — сказал он себе. — Плевать я хотел на все эти нельзя». Он поставил стакан и, опершись на стол локтями, в упор взглянул на Стентона.
— Да, — сказал он. — И в небе. И в черном, и в голубом.
Народу в баре прибавилось. Захаров взглянул на часы. Пора.
— Когда вы улетаете? — спросил он.
— Не знаю… Сегодня вечером сюда подойдет другой дирижабль, мы перегрузим
— Простите?
— АПГА — ассоциация пилотов гражданской авиации. И будут нас изучать под микроскопом. Сколько? Не знаю…
— Ясно, — сказал Захаров. — Что ж, если у вас выдастся свободная минута, Стентон, — прошу ко мне. Сегодня и по всей вероятности завтра я буду здесь. Впрочем, насчет завтра точно не знаю. Может быть, мне придется улететь. Но пока я здесь — буду рад вам. Посидим, попьем чаю по-адмиральски. Правда, рому приличного не обещаю, но чай у меня превосходный. И поболтаем. Мы, старики, болтливый народ…
— Спасибо, — сказал Стентон. Он был уверен, что не воспользуется приглашением. — Я не знаю, как у меня будет со временем, но постараюсь.
Захаров взял бумажную салфетку, синим фломастером написал на ней несколько цифр.
— Вот мой здешний телефон — звоните, заходите. Рад был познакомиться с вами…
— Я тоже, товарищ Захаров, — эти слова Стентон произнес по-русски. Увы, русский язык был чуть ли не единственным предметом, который в отряде НАСА давался ему с трудом.
— Барни, запиши все на мой счет, — сказал Захаров. — И не спорьте, не спорьте, Стентон. Сегодня вы мой гость.
Барни покачал головой.
— Нет, адмирал. Сегодня — за счет заведения.
Возражать Захаров не стал.
Проводив Захарова взглядом, Стентон закурил и с минуту сидел, теребя в руках салфетку с записанным телефоном. Потом аккуратно сложил ее и убрал в бумажник. Пусть лежит.
Стентон встал. За стойкой Барни колдовал с бутылками. В двух конических стаканах, искрившихся сахарными ободками, возникал под его руками красно-бело-синий «голландский флаг». Проходя вдоль стойки, Стентон попрощался с барменом и направился к себе. Командиру корабля, даже отстраненному командиру, стоило все же понаблюдать за разгрузкой. Правда, это обязанность суперкарго и Кора справится с ней прекрасно, однако…
Тем временем Захаров, поднявшись еще на три этажа, входил уже в приемную координатора Гайотиды-Вест. Девушка за секретарским пультом приветливо улыбнулась ему.
— День добры, пани Эльжбета, — сказал Захаров. — Шеф у себя?
— Да.
— Есть у него кто-нибудь?
— Нет. Только он сегодня не в духе.
«Еще бы, — подумал Захаров, — будешь тут в духе. ЧП первой категории в твоей акватории да еще с твоим личным составом. Странно было бы, пребывай координатор в отличном расположении духа. Противоестественно». Но вслух ничего этого Захаров не сказал.
— Это не страшно, пани Эльжбета. Во всяком случае, это не самое страшное.
Эльжбета кивнула: о гибели патрульных субмарин она уже знала.
— Спросите, пожалуйста, примет ли он меня.
— По какому
— По личному.
— Может быть, вам сперва обратиться к фрекен Нурдстрем?
Фрекен Нурдстрем была непосредственным начальником Захарова, и с ней Захаров уже говорил.
— Нет, пани Эльжбета, мне нужен именно он.
Брови Эльжбеты, подбритые по последней моде — нечто вроде длиннохвостых запятых, — чуть заметно дрогнули.
— Хорошо, я сейчас узнаю.
Она нажала одну из клавиш на своем пульте и негромко и быстро проговорила что-то по-польски. Выслушав короткий ответ, она снова повернулась к Захарову:
— Пан Збигнев ждет вас.
— Спасибо. — И, машинально одернув куртку, Захаров шагнул в кабинет координатора.
Кабинет был просторен. Легкая штора цвета липового меда закрывала огромное — во всю дальнюю стену — окно. В отфильтрованном ею солнечном свете два больших выпуклых экрана — внешней и внутренней связи — на левой стене казались янтарными. Золотистые блики играли и на стеклах книжного стеллажа, занимавшего все остальное пространство стен. По самой приблизительной оценке здесь было две-три тысячи томов. Захаров никак не мог взять в толк, к чему они тут. Какие-то справочники, журналы — это естественно, не бегать же каждый раз в библиотеку. Но такое собрание?..
Координатор поднялся из-за подковообразного письменного стола, бескрайностью и пустынностью напоминавшего какое-нибудь средних размеров внутреннее море, и вышел навстречу Захарову.
— Витам пана, — сказал Захаров, пожимая Левандовскому руку.
— Здравствуйте, Матвей Петрович, — по-русски координатор говорил совершенно свободно. Только неистребимый акцент: твердое ч, чуть картавое лда назойливые шипящие выдавали в нем поляка.
Левандовский жестом предложил Захарову кресло, сел сам.
— Так что у вас за дело, Матвей Петрович?
— Мне нужен отпуск, пан Збигнев. Дней на пять-шесть. Я решил бы это с фрекен Нурдстрем, но дело не терпит отлагательств и подавать рапорт по команде я не могу.
— Отпуск…
— Да. За свой счет. И с завтрашнего дня.
— А кто заменит вас в диспетчерской?
— Сегодня вернулся Корнеев, так что без меня обойтись можно. Так считаю не только я, но и фрекен Нурдстрем тоже.
— Что ж, — сказал Левандовский, — если бы все проблемы можно было решить так легко…
— Но это еще не все. — Захаров сжал руками подлокотники и подался вперед. — Мне нужны билет на завтрашний конвертоплан до Гонконга и на самолет от Гонконга до Генуи. И визы, естественно.
— Так, — сказал Левандовский. — А нельзя ли поподробнее, Матвей Петрович?
— Мне нужно в Геную, пан Збигнев. У Джулио… У делла Пене там жена и сын. И я не хочу, чтобы о его смерти они узнали из газет или официального письма. Официальное письмо о смерти… Я видел их. Их называли похоронками. Похоронки пришли на моего деда и двух его братьев. Они сохранились у нас в семье. И я не хочу, чтобы такое письмо, пусть даже на бланке Гайотиды, а не на паршивой газетной бумаге военных лет, не хочу, чтобы такое письмо читали внуки делла Пене. Понимаете, пан Збигнев?