Майя (фантастическая повесть)Русский оккультный роман. Том VI
Шрифт:
Майя спала, спокойно дыша; возле нее дремала няня.
Ринарди отослал няню спать, сказав, что сам посидит возле больной, и сел с намерением не смыкать глаз, но не успел опомниться, как уже крепко заснул.
Он проснулся утром от луча солнца, блеснувшего ему из-за шторы окна, вздрогнул и устремил испуганный взгляд на дочь. Она сидела в своей кроватке, играя свежими, только что нарванными цветами, переглядываясь с кем-то, кому-то улыбаясь.
— Папа! Иди сюда! — смеясь, позвала Майя. — Вот Белый брат говорит, что ты ленивый! Проспал такое славное
С той поры Белый брат, «учитель» стал неразлучным спутником дочери профессора. Она рассказывала о нем отцу, описывала его; говорила, что он «такой же человек, как и все, только очень добрый и очень умный».
— Спроси его, дитя мое, — сказал ей раз отец, когда Майя была уж совсем здорова, — он ли утешил меня, сказав, что ты будешь жива, написав вот это?
И профессор вынул из записной книжки никогда не покидавший его обрывок бумаги. Но прямого ответа не получил.
— Кассиний говорит, что тебе это должно быть все равно, кто бы ни написал! — отвечала девочка.
III
Под влиянием своего таинственного друга и благодаря чудесам природы, ей доступным, Майя стала развиваться не по дням, а по часам. Вскоре поняла она вещи гораздо более сложные. Кассиний сумел внушить ей убеждение, что незачем рассказывать без нужды о необыкновенных ее дарованиях; нехорошо, даже опасно величаться ими и хвастаться ради забавы; но также нет причины ей унывать, смущаться своим ясновидением, задумываться над собой, как над загадкой.
«В мире ничего нет сверхъестественного! — внушал он ей. — Это пустое, бессмысленное слово… Все естественно, — но не всем все доступно. Не всем дано знать, тем менее овладевать тайнами природы. Мало видящих и слышащих, но блаженны одаренные духовным оком и слухом, если они не злоупотребляют своими великими дарами».
Вскоре после выздоровления маленькой барышни, няня ее вбежала раз к профессору бледная, перепуганная, крича, что барышня ее пропала.
Ринарди вышел к ней встревоженный. Хоть он и привык ко всевозможным чудесам, случавшимся с его дочерью, но няня была слишком уж взволнована… Оказывалось из слов ее, что они гуляли в роще, что Майя рвала цветы, собирала еловые шишки и вдруг скрылась с глаз. Няня звала ее, искала, кричала, расспрашивала всех встречных, — но все напрасно: Майи нигде не было!
— Да где ж это случилось? И давно ли? Веди меня туда! — сказал профессор.
— Да на березовой полянке, барин, — отвечала няня. — С час времени будет.
— Однако! Целый час? — встревожился отец. — Пойдем!
И он схватил шляпу… Но далеко ходить ему не пришлось, не миновали они цветника, как Майя, веселая, румяная, стукнула калиткой сада и бежала им навстречу.
— Девочка моя! Куда ты пропадала? — закричал ей обрадованный отец.
— Ах! Папа! — бросилась она ему на шею, — как было весело! чудесно!.. Я…
Она вдруг смолкла, взяла отца за руку и потянула его в сторону.
— Лучше я одному тебе скажу, папочка, а то няня
Она заставила отца нагнуться к себе и прошептала ему на ухо:
— Мы летали!
— Что?!.. — изумленно воскликнул Ринарди.
Майя повторила еще более явственным шепотом:
— Мы ле-та-ли!
— Кто?!. Неужели Кассиний?..
Девочка расхохоталась громко.
— Что ты, папа, Бог с тобой!.. Такой большой! Серьезный! Важный!.. Нет. Он только смотрел на нас и, правда, когда надо было мне с Селией подниматься, он немножко прикрыл меня собою, чтоб няня не увидала меня на воздухе и не испугалась… Только сначала! как только мы очутились между ветвями деревьев, няня уж не могла догадаться, что надо поднять голову, а не искать меня в кустах! — смеясь, рассказывала девочка, увлекая отца в его кабинет, подальше от чужого слуха.
Там она взгромоздилась, по обыкновению, ему на колена, в его прадедовское кресло и с увлечением продолжала рассказывать, как хорошо летать! Носиться в воздухе легко и свободно по ветру, рядом с облаками, парить над землей, глядя вниз на деревушки, города и бедных людей, таких черных, маленьких, как муравьи…
Ринарди слушал, как во сне.
— Дитя мое! — наконец очнулся он. — Уверена ли ты в том, что говоришь? Не уснула ли ты в лесу и не приснилось ли тебе все это?
— Ну, вот и ты, папа, не веришь мне! — горестно вскричала Майя. — Ах! Что же мне делать?.. Неужели и тебе нельзя рассказывать!..
— О, нет! Нет, дитя мое. Рассказывай мне все, все, что с тобою случается. Я верю тебе! Прости меня, милочка. Ты понимаешь, что трудно привыкнуть…
— Да! Я знаю, что люди — рабы своих духовно неразвитых чувств! — вздохнула Майя.
— Рабы — чего? — изумился профессор.
— Своих неразвитых чувств! — повторил ребенок совершенно сознательно. — Так всегда говорит Кассиний.
«О, Господи! Что выйдет из этой девочки через десять лет?» — с невольным страхом подумал отец.
— Няня никогда не видала Селии? — спросил он.
— Н-нет! — обиженным голосом решительно отвечала Майя. — Ни Селии, ни Кассиния! Как она может?.. Ведь у нее нет всех глаз, она, как все другие люди, ничего не видит. Ни их, ни того, кого они за собой спрячут, — вот, как меня сегодня закрыл Кассиний! Ничего, ничего решительно такого… Кроме вот простых, твердых вещей, которые можно взять в руки…
И Майя презрительно тыкала пальчиком в стол, в стулья.
— Ты, папочка, гораздо больше видишь! — убежденно прибавила она. — Кассиний говорит, что это у нас в семье: что мама была такая же, как я, и что ты сам, когда был маленький, много мог видеть… только забыл!..
— В самом деле?., быть может! — задумчиво проговорил Ринарди.
— Да, да! Наверное! — подтвердила Майя. — И знаешь…
Она подошла к нему ближе и таинственно прошептала:
— Если ты будешь работать, по-прежнему слушаясь его, — он говорит, что твои глаза и уши могут снова открыться…