Майя
Шрифт:
После полудня Зуно велел свернуть с дороги и остановил повозку на опушке падубовой рощицы, где среди осоки и лиловых свечек плакун-травы журчал ручеек. Над водой носились сверкающие стрекозы; остро пахло мятой. Зуно накормил кота, вручил девушкам еду – хлеб с сыром – и велел им удалиться, а сам расстелил на траве накидку и улегся вздремнуть в тенечке. Только Оккула с Майей отошли шагов на двадцать, как Зуно приподнялся на локте и крикнул им вслед:
– Далеко не уходите, я вас дважды звать не буду.
– Мы по первому зову придем, мой господин, – почтительно заверила его Оккула.
Девушки двинулись
– Давай искупаемся, – предложила Майя. – Поесть мы всегда успеем.
– Иди пока сама, – ответила Оккула. – Я к тебе чуть позже присоединюсь. Дильгайцев не бойся, они подглядывать не будут. А если вдруг кого увидишь, как вот сегодня утром, не прячься, а кричи что есть мочи и беги со всех ног к нашему господину кошатнику, понятно? – Она расцеловала Майю в обе щеки и скрылась в камышах.
Майя, успокоенная привычным одиночеством и журчанием воды, быстро сняла платье, забралась в самое глубокое озерцо и сделала пару гребков, хотя на мелководье плавать было неудобно. Потом она вылезла на противоположный берег и с удовольствием растянулась у воды, слушая песню дамазина и наслаждаясь прохладным течением ручья.
– Меня красавицей считают, – пробормотала она. – Что ж, может, мне и впрямь повезло.
В своей наивности Майя никогда не задумывалась о будущем, довольствовалась настоящим, и в тот миг ей и правда казалось, что она счастлива: какие бы беды ни сулила ей судьба, в конце все будет хорошо.
Чуть позже она лениво плеснула воды себе меж грудей, приподняла их, сжала, так что вода лужицей собралась в ложбинке, и отпила, а потом решила проверить, куда делась Оккула. «Чем она там занимается? Надо ее найти и заставить искупаться», – подумала Майя, надела сорочку и пошла вверх по ручью, туда, где подруга скрылась в камышах.
Через минуту Майя встревоженно замерла и прислушалась: издалека доносился ровный, уверенный голос Оккулы, будто она что-то неторопливо рассказывала.
Майя подкралась поближе, но подруги не увидела, только слышала ее размеренную речь:
…И когда она вошла в пятые врата,С пальцев ее сняли золотые перстни.«О, что это вы со мной делаете?»«Всесильны законы подземного мира, о Канза-Мерада,Смирись и молчи…»Оккула, продекламировав две последние строки, неожиданно встала в полный рост, раскинув руки, спиной к Майе. Подругу Оккула не замечала. Немного помолчав, она снова опустилась на колени, а потом распростерлась на траве, прижав ладони ко лбу.
И когда она вошла в шестые врата,С груди ее сняли драгоценное ожерелье.«О, что это вы со мной делаете?»Оккула еще раз поднялась и вгляделась в деревья, будто отвечая невидимому собеседнику:
«ВсесильныЧернокожая девушка говорила глубоким, низким голосом, будто играя роль. На щеках Оккулы блестели слезы. Она снова опустилась на колени, всхлипнула и произнесла:
И когда она вошла в седьмые врата,С тела ее сняли роскошное одеяние владычицы.«О, что это вы со мной делаете?»Оккула опять поднялась, содрогаясь от рыданий.
«Всесильны законы подземного мира, о Канза-Мерада,Смирись и молчи…»И по слову темных судей, что истязает душу,Канза-Мерада, великая богиня, стала трупом,Поруганное тело повесили на крюк…Скорбь Оккулы была такой неподдельной, что Майя не выдержала, бросилась к подруге и схватила ее за руку.
Оккула гневно сверкнула глазами:
– Ты что здесь делаешь? Я же тебе велела меня у ручья дожидаться!
– Ах, не сердись, – взмолилась Майя. – Я не хотела тебя обидеть. Просто ты так терзалась, что мне страшно стало. Что случилось? Это молитва такая, да? Я слышала, как ты взывала к Канза-Мераде…
Оккула молча огляделась, будто приходя в себя.
– Прости меня, банзи, – наконец промолвила она. – Ты ни в чем не виновата. Я же сама обещала за тобой присматривать, вот богиня тебя и послала ко мне…
Майя расхохоталась.
– Нет, я не над тобой смеюсь, – объяснила она. – С чего бы это твоей богине меня тебе посылать?
Оккула ничего не ответила.
– А что дальше с Канза-Мерадой случилось? – торопливо продолжила Майя. – Ты такие ужасы сказывала, про темный мир… Как-то грустно все это.
– Сейчас не время, конечно, – рассеянно пояснила Оккула. – Это зимний ритуал богини. Надо бы на теджекском, только я слова забыла, теперь мне по-беклански легче говорить.
Помолчав, она прошептала:
Канза-Мерада великих небес возжелала,Великих недр возжелала.Подземного мира всесильны законы,Вековечны ему приношенья…– А как она умерла? – спросила Майя. – Ну, ты же только что сказала, что она стала трупом?
– Богиня ради нас с жизнью рассталась, добровольно приняла страшные муки.
– А потом? – не унималась Майя, будто чувствуя, что история еще не закончена.
– Через три дня и три ночи… Ах, банзи, долго рассказывать, – вздохнула Оккула. – А дальше было вот что:
…Обесчещенный труп шестьдесят раз живой водой омыли,Шестьдесят раз живую траву к нему приложили.Канза-Мерада встала,Канза-Мерада из подземного мира вышла,И малые демоны за ней по пятам…