Мажор по соседству. Сердце на куски
Шрифт:
Это окончательно добило меня. Когда я видел, как они нежно и пылко переглядываются друг с другом, как Акси ходит по квартире Баринова в домашней одежде и вся светится от счастья и насколько Макс без ума от своей рыжей зазнобы. Я почувствовал себя таким идиотом, что просто не описать. Просрал самое лучшее, что было в моей жизни.
Наверное, именно поэтому мы с Бариновым сейчас сидим на балконе и театрально молчим, делая вид словно закатное небо слишком прекрасно, чтобы нарушить эту девственную тишину между нами. Вот только Макс периодически маринует меня своим сочувствующим
— Мне тебя пытать или сам все расскажешь? — не выдержал лучший друг.
Мне остается только прикинуться дурачком, в противном случае прямо тут и сдохну.
— Ты о чём?
— Ты приехал ко мне один. Без Ляли. Вот что случилось, Егор.
Шерлок, блин. Дедуктивный метод в действии.
— Мы расстались, — через силу проговариваю ужасающую правду.
— Почему?
Очевидно, Макс решил добить меня.
— У людей так иногда случается, знаешь ли.
— И кто был инициатором?
— Она.
— А ты?
— А я, как видишь, принял её выбор.
— Оно и видно, Сечин.
— Что тебе видно? — с болью выдыхаю и чувствую, что я уже на той опасной грани, где меня будет уже не спасти от самоуничтожения.
— Что ты стал уж больно покладистый.
Ну точно решил меня уничтожить. А еще лучший друг, называется.
— Ай, отвали...
Замолчали ненадолго, но я видел, что Макс переваривает то, что я ему сказал и пытался найти решение тому, что случилось между мной и Зарецкой. Хотя... что тут решать? Две недели прошло. У нее своя жизнь. У меня тоже.
Если можно так назвать. Потому что это для меня точно была не жизнь. Так, жалкое существование. Паршивая реплика.
— Я могу чем-то помочь?
— Нет, — отрицательно дергаю головой.
— Ладно.
— Ладно, — пытаюсь выдохнуть, но не получается. Легкие будто битым стеклом заполнены и каждый вздох дается как настоящая пытка.
— Егор, давай вещай.
Ну вот нахрена сейчас эти беседы? Ничего уже не исправить, ничего уже не вернуть. В жизни так бывает… наверное.
— Зачем?
— Говорят, что легче станет.
Может быть, Макс прав. Может быть. Да только как расскажешь? Меня ведь сейчас просто сломает пополам от этого адского чувства.
— Я не знаю с чего начать.
— С самого начала начни.
— Все было нормально, — прислушиваюсь я к его совету. — Нет, не так. Все было идеально. Мы виделись почти каждый день. Даже не ругались. А потом отцу внезапно приспичило со мной встретиться. Ну и я...
— Что ты?
— Я ему Лялю даже не представил.
Черт возьми, я реально тогда поступил, как мудак.
— Ты сейчас серьезно, Сечин?
— Да знаю я! Но просто...
— Ну давай, удиви меня!
— Я запаниковал. Ясно тебе!
— Паника — это что-то новенькое у тебя, Егор.
— Макс, мой отец собирается сделать матери Ляли предложение руки и сердца.
Друг сначала посмотрел на меня как на идиота, а затем присвистнул и расхохотался, хлопая в ладоши.
А я что говорил?
— Вот видишь, —
— Это поэтому ты у Рената на днюхе один был?
— Один я был, потому что эта компания не для Ляли! — психанул я и выругался. — Мажорская тусовка, левые телки, все бы пацаны на нее пялились. Да ну нахрен!
— В этом я тебя понимаю. Но обозначить ее как свою девушку ты был обязан.
Что сказать, лох – это судьба. Как в той песне, что тогда включала на всю мощность моя ведьма.
— Да я это уже понял, когда ты с Акси приехал и тут же уехал. Сразу к Ляле сорвался. Но она меня скинула. А потом и вовсе телефон выключила. Я к ней все равно подался на пятой космической — в окнах темно. Ну и снова психанул, что она из меня веревки вьет. Я и так все для нее. Любой каприз, выгибался как мог. Все в трубу...
— Обиделась дева, Егор. Ее можно понять.
— А меня нет? Потому что я гребаный косипор да?
— Да, — рассмеялся друг. — Но это же не все твои косяки?
— Да черт его знает. Может и не все. Только на выходе все равно один итог — она сказала, что ей больше ничего не надо.
— А тебе? — прищурился Максим.
— А мне надо.
— Как сильно?
Вот же пристал, хрен отделаешься. Словно специально всю душу из меня вынимает. И легче мне не становилось, от слова «совсем». Только ещё хуже от осознания собственного идиотизма.
— Блин, да я люблю ее вообще-то!
— И как давно?
— Ты что пристал?
— Сечин!
— Не знаю... сначала думал просто позажигаю с ней звезды и разбежимся. А потом понял, что залип. Намертво.
— Ну и нахрен тогда ты ее отпустил?
Уже сто тысяч раз пожалел. Надо было вцепиться и не отпускать, а я… я просто жестко затупил.
— Да потому что!
— Очень содержательно.
— Очень да! Я полночи не спал, переживал, что обидел ее. Думал, как извиниться, как сказать ей, что наши предки теперь вместе, и что я задолбался, что она живёт у черта на куличках, тогда, как я сам уже давно хочу, чтобы она ко мне переехала. Потом с утра Ренат давай звонить и по ушам мне ездить, что-то про то, что я стал таким же каблуком, как и ты... а я, пока он засорял эфир, смотрел ленту пропущенных. А от Зарецкой ни хрена не увидел. И так выбесился безбожно.
— Угу.
— Ну что угу?
— Она слышала твой разговор с Ренатом.
Тут меня накрыло лавиной страха и паники. Черт возьми, если это правда, то у меня шансов нет и в перспективе. Ноль целых ноль десятых.
— Что? — не своим голосом переспрашиваю.
— Что слышал.
— Как?
А сердце в груди наворачивает невероятные кульбиты и смертельные петли, не вписывается в повороты, врезается в ребра и падает в самый ад. Кажется, там ему самое место.
— Она была у себя на балконе, когда ты распинался, что просто завис с очередной лялькой и уже почти с ней закончил.