Мазурка для двух покойников

Села Камило Хосе

«Морской ветер» дона Рамона Кабанильяса очень хорош; автор родом из Камбадоса, на реке Apoca, жив и здоров; хотя двадцатый век еще не дошел до середины, я рад, потому что поэтов становится все меньше, теперь только футболисты и солдаты. Розиклер тоже любит стихи, хотя и не так. Раймундо, бреясь, напевает «Святое сердце».

– Другой песни не знаешь?

– А что?

– Ничего.

В таверне Рауко хорошо жарят требуху, лучше, чем осьминогов. Раймундо и наша кузина Рамона всю ночь не спят, связанные теснее, чем тогда, когда поехали на пасху в Лиссабон; Раймундо, навещая нашу кузину, всегда приносит белую камелию.

– Бери, Монча, в знак того, что ты мне

нравишься и я всегда помню о тебе.

Розиклер Раймундо дарит шоколадки – каждой свое. Фабиан Мингела, Моучо, из семьи Каррупо, играет в таверне Рауко в чамело; Каррупо не умеют проигрывать, у них набухает свиная кожа на лбу, и в. словах они не стесняются. Трипейро, отец братьев Гамусо, говорил: не умеешь терять, не умеешь добывать или: кто плохо проигрывает, плохо кончит; так оно и есть: кончит в канаве с раскроенной головой, или на горе Сакумейра с распоротым брюхом, или где-нибудь еще. Раймундо любит скакать по горам, иногда утром выезжает с сеньоритой Рамоной, если дождь несильный; Карузо, конь нашей кузины, стар, но еще ретив.

– Ты думаешь, Дурная Коза не боялась спариваться с волком Сакумейры?

– Боже, что за вопрос!

Незнакомец увидел, что Фабиана Мингелу никто не поддержит. Пятый признак выродка – руки, бледные, влажные и холодные, у Фабиана Мингелы руки, как улитки.

– Не хочу повышать голос, – сказал незнакомец, – но если не уплатит, я ему пасть порву.

У кота в таверне Рауко нет имени, хозяйка зовет его «мяука», и он понимает. Пока Моучо вытаскивал свои гроши, незнакомец гладил кота и даже не глядел.

– Положи деньги на стол, я возьму, когда захочу. Моучо пришлось проглотить это, никто не вступился, да он того и не заслуживал. Фабиан Мингела, Моучо, работал сидя, как все Каррупо, подкрышники не ездят верхом и не ковыряют землю. Моучо портняжничает и торгует мелочишкой: нитками, пуговицами, чулками и прочим хламом; Каррупо не здешние, бог знает, откуда они взялись.

– Положи деньги так, чтобы было видно, песо, песеты и медяки, чтобы все видели, и убирайся. Хозяйка, подавайте вино, говорю без обиды и никого не хочу обижать.

Моучо по воскресеньям делал себе прическу специальным держателем «Омега», нацеплял ярко-зеленый галстук и прозрачный шейный платок, закрепляя его булавкой, чтоб не сперли.

– Ишь вырядился!

– И думает, что лучше никого нет!

Шестой признак выродка – он прячет взгляд. Фабиан Мингела, Моучо, и в темноте смотрит вбок. Попугай сеньориты Рамоны старше всех, попугай сеньориты Рамоны ест арахис и читает литанию Сан-Розарио: virgo potens, ora pro nobis, virgo clemens, ora pro nobis, virgo fidelis, ora pro nobis, [24] здесь чересчур много virgo, словно живет в доме ханжи, выводящей на путь истинный заблудших девушек. Четверо слуг сеньориты Рамоны суть: Браулио Доаде, 82 года, родился в Кампосанкос; Антонио Вегадекабо, 81, родился в Сенлье; Пуринья Коррего, 84, родилась в Баньос де Мольгас, и Сабела Соулесин, 79, родилась в Сан-Кристобаль де Cea. Попугай старше их всех, и никто не умирает: virgo prudentissima, ora pro nobis, virgo venerada, ora pro nobis, virgo predicanda, ora pro nobis, [25] здесь virgo еще больше, словно в доме иезуиты, исправляющие беспутных отпрысков благородных семей.

24

Дева всемогущая, молись за нас, дева милосердная, дева верная… (лат.).

25

Скромнейшая,

почитаемая, наставляющая дева, молись за нас (лат.).

Четверо слуг сеньориты Рамоны почти ослепли, почти оглохли, кто больше, кто меньше, у них к тому же ревматизм и бронхит, все как на подбор, по правде говоря, ни на что не годны, но нельзя же их вышвырнуть вон, чтобы их съели волки и вши.

– Это бремя доброты, я знаю; ужасно думать, что у таких развалин тоже пылало сердце любовью, еще в эпоху колоний, – вот глупость-то! Когда попугая привезли с Кубы, он уже был старым, не знаю, как привык к нашему климату…

Адега ведет счет мертвецам, кто-то должен подсчитывать смерти, что косят людей без устали.

– Дурачок Бидуэйрос, сын дона Мерехильдо, попа из Сан-Мигель де Бусиньос, не сам удавился, его удавили из любопытства; без злого умысла, но удавили. Иногда дьявол подстроит так, что по ошибке удавят того, кого вовсе не хотят удавить, все это – несчастье, дурачка Бидуэйроса удавили из любопытства, ради шутки, но умер он всерьез; ясно, схватили его не подумав.

Роке Гамусо зовут Крего из Комесаньи в шутку, и дурачка Бидуэйроса удавили в шутку, писец в суде не знал, что написать в документе.

– Что ж он написал?

– То, что хотел, что просто несчастный случай, бедному дурачку всегда не везло, есть счастливчики и есть неудачники, вот и все…

Близнецы Гамусо – Селестино Кароча, охотник, и Сеферино Фурело, рыбак, – священники. Первый в приходе Сан-Мигель де Табоадела, второй – в Санта-Мария де Карбальеда. Раньше Фурело был в приходе Сан-Адриан в Раирис де Вейга, родине прославленного партизана Сельсо Масильде (Чапона), что воевал в отряде Байларина до тысяча девятьсот сорок восьмого года, когда все они попали в засаду. Не путать с Эстебаном Кортисом, другим Байларином, наладчиком лодочных моторов и местным шефом фаланги в Мугардосе, которого убили партизаны в сорок шестом году. Фурело, рыбак, навещает Бенисью, дочь Адеги, дважды в месяц, по первым и третьим вторникам, порядок есть порядок; Бенисья лихо проказничает, но очень почтительна, всегда с Фурело на «вы» и на прощанье целует руку.

– Вы довольны, дон Сеферино?

– Да, доченька, очень, воздай тебе Боже.

Попы тоже божьи созданья, как пауки, цветы и девочки, выбегающие, подпрыгивая, из школы, и Бог может прощать грехи.

– Давайте, дон Сеферино! Не уходите! Ай! Ай!

У Бенисьи синие глаза и соски словно каштаны. Бенисья не умеет ни читать, ни писать, но идет по жизни, все предугадывая: любовь и тоску, жизнь и смерть, наслаждение и отвращение, в общем, что называется, всё. Раймундо, что из Касандульфов, искуснее в постели, чем Фурело, ясное дело, если был в университете, всегда заметно; в Сантьяго, будучи студентом, многому научился в заведениях Помбаль, Маканы, Португалки и Мамы Лолы; хорошая школа всегда дает результаты. Фурело – рыбак и обычно приносит Бенисье форель.

– Возьми, когда будем… ну, ты меня понимаешь… изжаришь одну мне, а другую себе.

– Да, дон Сеферино, как вы любите.

Селестино Кароча – охотник, Кароча управляется в других местах.

– Фина.

– Слушаю, дон Селестино.

– Я принес тебе кролика, съешь завтра вечером.

– Но у меня месячные, дон Селестино.

– Неважно, ты знаешь, что я не обращаю внимания. Фина – вдова, смуглая и стройная, Фине – тридцать или тридцать два, она разбитная и похотливая, добралась когда-то до наших мест и осталась, ее кличут Понтеведресой, она из Понтеведре, а также Свиньей, никто не знает за что.